Отбой! - глава #7

[pohlava]

Предупреждения: мордобой продолжается!
И вообще, автор все еще "внезапничает".
Перед прочтением данного бреда, настоятельно рекомендую 50 грамм коньяка... Иначе может совсем глупым показаться.
Поехали!

50 г

Брутальная сказка #7
Чудовище

Жертва, охотник… Что ты там понимаешь, глупый Нехороший! Даже не попытался заглянуть чуть глубже внешности – не надо ему. Тьфу! Цветочек бы и плюнула – прямо вот так, настоящей слюной – да не та ситуация, не до экспрессии.
А между прочим, Солнышко – никакая не жертва! Самая настоящая жертва – это она, Цветочек. А Солнышко – ее прекрасный принц, который спасал ее бессчетное число раз. Она вытаскивала ее из таких передряг, что и подумать страшно, а потом делала вид, будто ничего не случилось. Она деликатно молчала, когда Цветочек после третьей рюмки начинала выдумывать себе подвиги, переворачивая историю буквально вверх тормашками. И только кротко улыбалась, когда Цветочек просила прощения за свои бесчисленные ошибки и глупости. Будто так все и должно быть. Даже нелепо.
Цветочек попыталась хоть как-то сменить положение – все равно неудобно. Все тело затекло – в этом тесном каменном ящике сидеть, согнувшись в три погибели. Да еще темно и холодно. И в ночнушку какую-то одели. Что дальше будет?
Да, это, пожалуй, в данной ситуации самый правильный вопрос. Ее собираются принести в жертву – это ясно. Выбраться она самостоятельно не может – уж пробовала, спину и руки отшибла. И теперь остается только гадать: что будет? Спасут ли ее, успеют ли? А если нет – то каким образом будут убивать? Не так-то легко умертвить человека, пока он в закрытой каменной коробке. Воздух сюда вроде поступает – вентиляция есть. Утопят? Или каким-то хитрым образом сожгут? Перекроют в какой-то момент воздух? Или – еще хуже – запустят какую-нибудь отраву? И будет она медленно, в агонии, умирать в крохотном замкнутом пространстве? Любая смерть, которая приходила в голову, была совершенно тошнотворной. Настолько, что к горлу подступил комок.
Нехорошо, подумала Цветочек, надо держаться. Ведь за ней придут, непременно придут! Солнышко ее не бросит! А какое удовольствие спасать умирающую от страха дуру в слезах, соплях и собственной блевотине? Так что надо держаться – это все, что она может сделать. Уж если стала жертвой – веди себя, как подобает.
Вот только когда все начнется? Сколько есть времени у спасителей? И что, в конце концов, задумал этот лохматый маньяк, если сейчас он остался один? Неужели дождется своего лысого друга? Вопрос из вопросов. Забавно, кстати, что товарищ Маньяка (того, лысого и бородатого омбала, Цветочек про себя называла просто – Маньяк) оказался внешне его полной противоположностью: низкий, худощавый, с интеллигентным лицом, и при этом – до смешного лохматый. Татуировки она увидеть не могла – на нем был пиджак, да и рубашка застегнута на все пуговицы. Было даже забавно позволить такому угостить себя коктейлем. Да, хорош был коктейль, нечего сказать – до сих пор голова трещит. Это ж надо – так обидно ошибиться!
Что теперь будет?..
И что сейчас делают остальные?

Сумерки обнималась с березой, коленки у нее едва заметно дрожали. Сон терпеливо ждал, когда она успокоится. Да, она явно боится высоты… но лететь-то – всяко быстрее, чем пешком. А опаздывать – нельзя.
- Вот сейчас. Почти. Еще три секунды, - бормотала девушка, уговаривая не то себя, не то березу.
- Все в порядке, посиди… Нам ведь еще остальных ждать, - успокоил Сон. А сам – держится за голову, чехол с косой с плеча постоянно сваливается, в глазах муть.
Ну что за день! Прямо начиная с полуночи – беда за бедой! Сначала срывается операция, все планы приходится менять на ходу, потом опустошенная, неживая Сумерки, подкошенная так невовремя наступившей развязкой отношений, где-то там День – наверняка тоже совершенно раздавленный – только и ждет шанса его убить с особой жестокостью, обвинив во всех своих несчастьях, Цветочек – ну как, как это возможно? – попалась в руки товарища лысо-бородатого омбала, которого они таки проглядели в «Понедельнике», Солнышко бьется в истерике, наверняка уже заразила ей и Ночь… И разумеется, Сон во всем виноват! Кто бы сомневался. Уж половину случившегося точно повесят на него. Для полного счастья, сестра дома ходит из угла в угол и, наверно, пытается ругаться матом: не хотела его накачанного успокоительным на кладбище отпускать. А Сумерки – ну хоть бы соврала, что все будет хорошо! – так нет же, тоже отговаривала, справится, мол, сама, гордячка заторможенная! Да за ней самой глаз да глаз. Все надо проконтролировать – и хотя бы попробовать уладить. А сам он, между прочим, в ужасающем состоянии – как раз переход от гнетущей сонливости к раздражению. Ох, продержаться бы! А голова-то кружится.
Сумерки посмотрела на него со смесью боли и непонимания, мотнула головой, отстранилась от дерева.
- Время – деньги, - решительно выдохнула она.
Так… Все плохо, подумал Сон. Она что, на нервной почве решила нарваться на ритуальный нож? Ох, беда… На всякий случай все-таки решил проверить:
- Не понял?..
- Я хочу попробовать разобраться сама, - сухо ответила Сумерки.
Все хуже, чем могло быть, определенно! Навязчивые идеи?.. Симптомы уже пугают. Срочно думай: как ее остановить?
- Смеешься? Вчера ночью… - начал Сон. Сумерки перебила его:
- Была ночь, я была не готова к бою. Я была на этих чертовых каблуках, в конце концов. Сегодня я в форме, и кроссы на мне. А вот если дождемся…
- Если дождемся – шансы повысятся. Вы же команда! Ты сможешь работать одна?
Сумерки сглотнула. Потом заговорила медленно, тихо:
- Если я его увижу, я не смогу работать вообще. Понимаешь… Я боюсь. Старого, своего товарища Дня, я знала, а того, кого увидела вчера – не знаю…
- Только слепой мог не замечать, - проворчал Сон.
Сумерки выразительно отвела взгляд. Бежим от проблем, стало быть? Процесс этот, конечно, вполне естественный, но столь же бессмысленный. Придется возвращать на землю:
- Именно, - продолжил Сон. – Ты не замечала, какой жестокой иногда бываешь в своей неиспорченности, игнорируя самые прозрачные намеки? Любить тебя – то еще наказание, прояви сочувствие к человеку, который столько времени терпеливо принимал это. Можно и простить… минутную слабость.
Сумерки посмотрела на него с откровенным недоверием, переходящим в сарказм.
- Минутную слабость? – у нее вырвался истерически-возмущенный смешок. – А какого черта именно я должна проявлять великодушие? Знаешь что, не смотри тут со своей колокольни! И вообще, радуйся, что сам не наказан! Я его видеть не хочу!
- Не хочешь видеть? И это того, кто все это время прикрывал съеденные тобою орешки?
- Того, кто вчера спятил! – огрызнулась Сумерки. И снова смотрит в сторону, но теперь в ее позе еще больше напряжения, ноздри раздуваются, уголки рта дергаются.
Ну что с ней делать, а? Сейчас свои бы мозги на место поставить, а тут еще это…
- А это отменяет все, что было? Он уже сам все сто раз понял и тысячу раз себя проклял. Еще вопрос, кто из вас в худшем состоянии. И ты можешь его спасти, - Сон хотел бы сказать это спокойно, менторски. А вышло – устало, почти раздраженно. Скорее бы все закончилось, перетерпеть бы!
Сумерки оглянулась на него, тяжело вздохнула. На секунду с ее лица сошла маска жестокости, взгляд прояснился, из жестокого стал просто грустным, почти до раскаяния. Что ни говори, а уж эта девочка точно всех простит. Ну, не сразу и не без сопротивления – но если уж обман и предательство однажды простила, то помутнение рассудка точно. Сон даже улыбнулся, прочитав это. Сумерки тут же снова напустила на себя строгость.
- Хорошо, я… подумаю, - сдержанно сказала она. – Но сейчас меня намного больше волнует дело, которое надо закончить. Дело, оно такое – от личных разборок не зависит, не отодвинется, не рассосется. Возможности свои я оцениваю трезво, справиться можно. Твоя помощь вообще все бы уладила, - она спохватилась, замахала руками. – Но я обойдусь! В конце концов, это только мои проблемы. Честно!
- Только твои, говоришь? Да нет, вряд ли, - процедил Сон, в очередной раз заметив, что не контролирует собственную речь: чертово успокоительное совсем развезло, до сих пор спать хочется. И – что особенно пугает – рубить правду-матку, что для него нехарактерно и вообще опасно.
Сумерки осмотрела его с ног до головы, нахмурилась.
- Все, я решила. Иди домой. Я гляжу, тебя вообще немножко… шатает. А я, так и быть, дождусь остальных. Так что с чистой совестью…
- Врешь же.
Сумерки опустила голову, потерла виски. И нет бы, засомневалась в своем решении – куда там! Она придумывает, как от него избавиться, что бы такого сказать, чтобы он успокоился и ушел. Сон уже понял: проще помочь ей в этой идиотской затее, чем отговаривать. Мазюкова похожа на сжатую пружину: напряжение чувствуется в каждом шаге, каждом вздохе. Сон уже воображал, на что будет похожа ее встреча с врагом: суета, сумбур, ошибки – и, логично, смерть. И все. Выбора нет! Вдохнул, выдохнул, убедился, что голова не кружится… поехали.
- Ты его отвлечешь, а я вырублю, – сказал Сон. Сумерки резко выпрямилась, удивленно посмотрела на него. – Что? Ты ведь именно так привыкла работать, разве нет? Твое неумение завершить бой бросается в глаза, хотя начинаешь, как правило, за здравие, да и отвлекать внимание умеешь.
Мазюкова внимательно смотрит на него, с подозрением прищуривается, цокает языком.
- Подстраиваешься… Это будет для тебя сложно.
- Я хваткий. Справимся. Пошли?
Сон с трудом игнорирует инстинкт самосохранения: мероприятие кажется все более опасным. Если поначалу это была почти рядовая охота, то теперь – это один сплошной форс-мажор и цейтнот. И сил, как назло, никаких. Впрочем, поздно выбирать: Сумерки на секунду опустила голову, потом улыбнулась, кивнула – и тут же решительно двинулась вглубь кладбища. Сон, отчаянно пытаясь победить чувство вялости, пошел за ней.

Сумерки шла, вслушиваясь в шорохи, щебетание птиц, шелест листьев, звуки собственных шагов по выщербленным плиткам знакомых с детства кладбищенских дорожек… Но на задворках сознания, как будто в виде фона, она по-прежнему слышала отчаянные крики собственных мыслей, повторявших одно и то же слово: задница, задница, задница! Вот уж попала так попала. Сама себя накрутила, а теперь – вдруг от напряжения не заметит чего-то, движение не рассчитает? Даже сейчас, пока День еще далеко – она все равно взвинчена до предела. Да еще Нехорошего с собой притащила (кто кого тащил на самом деле – ненужные технические подробности), помогать заставила. Ужасно, подло. Явь ведь не хотела его отпускать, но кто ж его остановит? Уговорил сестру сидеть дома и ждать звонка – и тут же переключился на работу. А ведь работа опасная… Ладно она, Сумерки: для нее единственный шанс выжить – это победить. О последствиях ошибки даже думать не хочется: страшно. А он-то что? Сидел бы себе, не дергался, чай бы пил с печеньем и успокаивался. Этика, что ли?.. Куда бы его запихнуть подальше да побезопаснее? И есть ли еще такая возможность? Наверно, уже поздно. Придется защищать, в случае чего. Он, хоть и выручил ее ночью – все равно слишком нерешительный в бою. Проколется!
От мыслей отвлек хруст веток. Сумерки резко остановилась, огляделась: из-за рядов высоких памятников вьется струйка темно-серого дыма. Мусорных контейнеров в этой части кладбища нет, это может быть только ритуал.
- Они, - резюмирует Сумерки.
Сон кивает, медленным движением снимает с плеча длинный футляр, расчехляет и раскладывает косу. Когда лезвие с тихим щелчком занимает рабочее положение – перехватывает ее несколько раз, с сосредоточенным лицом, будто вспоминая, как она лежала в руке раньше, и только после всех манипуляций тихо говорит:
- Готов.
Ну, все. В омут.
Когда подобрались достаточно близко, чтобы рассмотреть низенький силуэт в мантии, странный, почти кубический каменный алтарь, костер и «буханку», на которой, видимо, маньяк все это привез, план был уже готов. Сумерки быстро выдохнула – и легкой походкой вышла из-за памятника, служившего ей прикрытием.
- Здравствуйте! – сказала отработанным звонким голосом, которым говорила только на уличных выступлениях.
Человек в мантии вздрогнул, обернулся, на секунду замер в нерешительности.
- А Вы ведь маньяк? – все тем же тоном пропела Сумерки, плавно перемещаясь от одной могилы к другой по кривым траекториям (черт возьми, откуда взялось это идиотское фиглярство?..).
Тут же сомнения противника рассеялись: он резко побежал на нее. Сумерки не спешила отходить: дистанция должна быть минимальной – чтобы лучше контролировать противника.
Вот из-за полы мантии появляется рука со стилетом (идеально отглаженный белый манжет) – Сумерки парирует удар, отступает. Затем, едва не смеясь, уходит еще от нескольких: в этот раз противник значительно слабее. Навыки у него, безусловно, есть, но клинок в его руках едва не дрожит. Нервы? Ну, тут все на нервах! Или, возможно, потеря навыка, как бывает у высших чинов? А замешательство его только на руку. Главное – не растягивать маневр, пока он не в себе.
Сумерки продолжает отступление, время от времени делая вялые попытки достать маньяка ножом – просто чтобы не заподозрил лишнего, пока они не доберутся до нужного памятника. А вот и он. Резко пригнулась – над головой что-то просвистело, раздался глуховатый, но сочный звук удара. А за ним еще один. Древко косы ударило маньяка сначала в висок, потом по затылку. Сон посмотрел на распластанную лицом вниз жертву, облегченно выдохнул.
Сумерки осторожно подошла к телу, перевернула, проверила пульс: все в порядке. Только после этого она смогла перевести дыхание – и сразу потащила маньяка к ближайшей ограде - привязывать. Время – деньги.
Пока она разворачивала струну, скручивая запястья жертвы, ей все мерещилась комната у Цветочка и Солнышка – бледно-зеленые обои, полосатые, гладкие и холодные, потолок белый, с мелкими светильничками, от которых потом неприятные зайчики в глазах, пыльные полированные книжные шкафы. С трудом сдержала порыв передернуть плечами, сплюнуть. Пока нельзя. Никаких внешних проявлений. Сперва надо покрепче зафиксировать маньяка, привести в чувство и задать все нужные вопросы. Не о сути ритуалов, естественно, не о целях. О Цветочке.
Сон уже бегает, разбирает костер, копошится на алтаре – быстро сориентировался. Ну и к лучшему: в одиночку можно хотя бы на пленнике оторваться. Это должно помочь: вон он какой, холеный и отъевшийся. Обнаглели эти маньяки. Несколько хороших оплеух да пара сломанных пальцев вполне могут это исправить.
- Эй! Тут, кажется… коробка! – вдруг позвал Сон.
Выведенная из транса, Сумерки испугалась собственных мыслей, мотнула головой: нет, это не мое. И тут же подбежала к каменному, в резьбе, алтарю. Сон уже успел снять с него все чаши, подносы и покрывала и теперь ощупывал боковые грани, на которых был вполне явственный зазор от крышки и несколько круглых отверстий, изящно вплетенных в узор резьбы.
- Подозрительная штука, - задумчиво пробормотал Сон.
- Давай вскроем? – тут же предложила Сумерки.
В качестве рычага воспользовались косой, с трудом сдвинули крышку – она сопротивлялась до последнего, но, сместившись наконец со своей позиции, резко стала двигаться легче, как будто отошел слой клея. Из ящика пахнуло чем-то удушливым. Сумерки и Сон осторожно, крадучись, обошли его и заглянули внутрь – там, поджав колени к груди, сидела одетая в непонятный узорчатый саван Цветочек – озираясь, как затравленный зверь. Лицо у нее было совсем белое, а обезумевшие глаза казались больше и еще чернее. Ее била крупная дрожь. В ящике скопился странный туман и какой-то вонючий скользкий конденсат. Отравляющий газ? И как он там собрался? О таких эффектах ритуала Кривошипов точно не предупреждал! Это уже становится очень подозрительным.
Сумерки и Сон, не сговариваясь, взяли Цветочек под руки и вытащили из страшного алтаря, усадили на траву. Девушка никак не могла нормально вдохнуть, судорожно глотала воздух. Сумерки хотела сказать что-то ободряющее, да никак не могла подобрать слов, Сон тоже молчал. Первой, как ни странно, нашлась жертва. Сумев наконец-то сглотнуть, а потом вдохнуть и выдохнуть, Цветочек медленно, хриплым голосом, с трудом разлепив губы, выговорила три лаконичных слова:
- Почему вы двое?
- А ты эскадрон принцев на белых конях ждала? – съязвил Сон.
Цветочек не ответила, продолжая осматриваться по сторонам. Потом задала еще более внезапный вопрос:
- Мазюкова… Ты что, в эмо подалась? Ты… вены резала?
Сумерки не сразу поняла, о чем речь, потом взглянула на свои перебинтованные запястья. Правдоподобного объяснения она не придумала и ответила уклончиво:
- А на тебе ночнушка стремная.
Цветочек осмотрела свой наряд, прыснула. Сумерки не могла уже и этого. Хотелось прямо сейчас упасть на траву и уснуть, забыв о втором маньяке, о своей мысли позвонить Кривошипову и обо всем на свете.
Забытье нарушил Сон:
- Девочки… Рано вы обстановку разряжаете. Я машины слышу.
Отдаленный рев моторов действительно был. И совершенно точно, их было два. Самый главный вопрос: кто впереди? Это ведь определит все дальнейшие действия!
- Для верности лучше хватать Цветочек и бежать! – заметил Сон.
- А успеем? Может, мне проще остаться и задержать его, насколько смогу? Он ведь явно не знает, что обладатель Смерти – я.
Сон издевательски усмехнулся, помог Цветочку подняться, Сумерки ухватил за край рукава – потащил в направлении, перпендикулярном приближению машин – по узким проходам между оградами, через густые заросли шиповника. Цветочек спотыкалась, ее все время приходилось поддерживать. Когда Сон предложил плюнуть на приличия и понести ее, она решительно отказалась. Да что и говорить – сегодня все не в лучшей форме для бега. Сон мутный, Цветочек никак в себя не придет, сама Сумерки спотыкается, путается в ногах. Вот бы быть хоть немного быстрее! Вскоре, когда она обогнала остальных, эту мысль сменила другая: вот бы эти двое были хоть чуточку быстрее!
Близко, подумала Сумерки. Все плохо. Еле затормозила, за секунду до того, как ее подрезал мотоцикл. Только и успела: ухватить Цветочек за рукав, Сон едва не врезался ей в спину. Маньяк остановился, вальяжно облокотился о руль. Как там в песне? «Хочется блевать, но не время». Про меня прямо, усмехнулась про себя Сумерки. Мысли о песнях, фильмах: верный признак того, что положение сейчас ни к черту, и спасти может разве что чудо. Раньше чудо, как правило, случалось – в виде Дня и Ночи. Теперь рассчитывать особенно не на кого.
- Здрасьте, - почти про себя буркнула девушка. Маньяк многозначительно осклабился.
- Надо же, - протянул он. – Почти вся вчерашняя компания. Только девочки-маньячки не хватает и того, рыжего. И что вы, всей толпой, собираетесь делать?
Хороший вопрос! Что делать-то? Судя по уверенному лицу, сорванного ритуала недостаточно. Что теперь? Скорее всего, он хочет просто убить их. Всех. К чертям. Что будет с Цветочком? Ее снова усадят в жертвенную коробку, или просто прирежут? А она, Сумерки? Хотя… подозрительность ритуала и полное невнимание к ее персоне наводит на мысли. А точно ли она – цель? Может, Кривошипов ошибся?
- А раз Баба-вурдалак здесь – это значит, Акопяна вы убили? – вдруг спросил маньяк таким тоном, будто интересовался, свежий ли хлеб.
А маньяк-то Акопян, - отстраненно подумала Сумерки. И он жив. И это опасно? Или нет? Дело десятое. Выжить бы самой в этот раз!
- Плохо, очень плохо, - наигранно-трагично продолжил Маньяк. – Жертвоприношение придется переносить на другую дату. Такую красивую схему мне сорвали! – омбал покачал головой, хотя получилось – всей головогрудью, в движении чувствовался такой сарказм, что Сумерки еле сдержала порыв отступить назад.
Судя по реву мотора, Ночь с Днем и Солнышком уже на подходе. Теперь ситуация относительно ясна: надо просто тянуть время. А маньяк это, кажется, понимает… Издевается? Что же тут не так? В чем подвох? Страшно.
- Ладно. Минутка у нас с вами, ребятки, есть. Поехали?
Не успел он договорить, Сумерки, уже поняв неотвратимость боя, не своим голосом крикнула:
- Врассыпную!
Цветочек и Сон, не задавая вопросов, разбежались. Сумерки побежала, по кривой, стараясь пропустить маньяка вперед. Хорошо бы метнуть нож и спустить колесо! Но при ее броске шансы не так уж велики. О том, чтобы набросить удавку, на такой скорости не может быть и речи. Ну что, что делать?
Первой жертвой маньяк, кажется, выбрал Нехорошего. Еще бы! Медленная, уязвимая сонная муха. К тому же, убить его – неплохой способ привлечь ее, Сумерек, внимание. А Цветочек и вовсе никуда не денется. Ну зачем, зачем она взяла его с собой? Он ведь стал только уязвимым местом! Сама бы первым делом попыталась убить именно его. Сил на полет у него уже явно не осталось, Сон воспользовался единственным логичным решением – добежать до массивных дорогих памятников и скакать по ним – чтобы мотоцикл не прошел и появился хоть какой-то шанс. А маньяк избрал пробивную тактику. Ну кто, кто так ограды рушит! Вон, объявление на березе не просит – умоляет не ходить по покойникам! Только хруст от выкорчевывания железа стоит. Маньяк уверенным жестом достает один из своих жутких клинков, Сумерки успевает заметить странный блеск – через секунду лезвие уже горит и летит аккурат в Нехорошего.
Повезло: увернулся, на миллиметр, голой рукой сбил огонь с рукава. Второе кое-как отбил. Но до чего медленно! Чертово успокоительное. Ну зачем, зачем она заставила его выпить эту дрянь ночью?..
Сну сейчас придет конец. Если, конечно, не успеть… Между ними сейчас около двадцати метров, траектория маньяка ясна. Добежать хоть на половину расстояния, подпустить поближе, и… набросить струну на березу.
Слишком рано. Маньяк успел заметить маневр, перерезал струну ножом, но даже не подумал переключиться на Сумерки. Логично: если переключиться на не в меру активного противника – первый, слабый, успеет набраться сил и что-нибудь обязательно выкинет. Надо прикончить первую жертву.
Маньяк уже метнул два клинка: один прошел мимо, второй задел правое плечо. Теперь Сон еще и безоружен, хотя и до этого на него надежды было мало.
Есть последний шанс – тоже пойти напролом. Сумерки перескочила разделявшие их с Маньяком могилы, и, разогнавшись прыжком с памятника, успела ударить его с ноги – в шею, сзади. Маньяк сделал несколько неуклюжих шагов вперед, клинок, нацеленный Сну в горло, выпал из руки и быстро потух. Уже что-то! Не железный он, в конце концов. Вот только в приземлении Сумерки ошиблась – неудачно упала на одно колено, теперь оно подозрительно ноет. Причем очень, очень сильно. Отвлеклась на боль буквально на долю секунды… Ахнуть не успела, когда маньяк уже схватил ее за шиворот и куда-то швырнул.
Секундное ощущение свободного падения.
Острый, мощный удар в спину, как будто по ровной диагональной линии. Хруст. Руки немеют, ноги слабнут, перед глазами темнота.
Шум мотора, топот, крики. Знакомый голос:
- Сладенький, увози этих троих с кладбища. Я разберусь.
- Что? А ты…
- Не беспокойся, справлюсь. В конце концов, кого еще против чудовищ выпускают?..
Ну вот. И День тут. Обидно: недотянула буквально несколько секунд. Неужели спасет? Не дурил бы! Ведь если Сон был прав, он тоже может ошибиться, а этот враг ошибку не простит. Нельзя ему туда, тем более одному!
- Прости, - говорит День почти на ухо. Голос звучит не так, как всегда – в нем звучит боль, неподдельная горечь. Никогда от него такого не слышала.
Стоп. Да что за цирк! Это такие мелочи! Лучше бы о себе подумал! Нельзя, нельзя с ЭТИМ один на один, погибнешь! Хоть бы что-то сделать, что-то сказать, остановить…
Как назло, тело не слушается. Вместо слов – бульканье крови. Так вот что значил этот странный соленый вкус во рту. Плохо. Кажется, дела еще хуже, чем казалось. Что же делать?..
Но и эта, последняя мысль, растворилась в мягком, уютном тумане. Все звуки растаяли. Темно. Спокойно. Тревога, боль – все отступает. Можно умирать.

Сумерки просыпалась медленно. Сознание уже вроде бы очнулось, но тела как будто и вовсе нет. Мертвенная усталость, ни единого воспоминания, глаза закрыты. Постепенно начало накатывать смутное чувство тревоги: что-то не так! Чего-то не хватает. Как будто внутри пустота образовалась. Она определенно чего-то не помнит, чего-то важного!
С силой попробовала пошевелиться: отреагировали на команду разве что пальцы рук. Ощущения начали возвращаться – но мучительно медленно. Да сколько же она проспала?.. Никогда не чувствовала себя такой разбитой! Еле-еле разлепила веки: белый потолок, над ней склонилось лицо Ночи – странно встревоженное, напряженное. А непонятная тяжесть на лбу – это, кажется, его ладонь. Сумерки постаралась осмотреться: она дома у Цветочка и Солнышка. А кладбище? Значит, приснилось? Ну и хорошо. Сон, хоть она и не может его толком вспомнить, явно был страшным.
- Доброе утро, - промямлила Сумерки, с трудом разлепив губы.
Ночь молчит, его лицо вдруг из обеспокоенного делается скорбным: поджал губы, отвел глаза. Боже, да что случилось? Вспомнить бы!
Откуда-то доносится топот, суета. В комнату вбегают взволнованные, растрепанные Солнышко и Цветочек.
Цветочек. Кладбище. День…
- Привет, - все еще не своим, слишком тихим голосом бормочет Сумерки. – А День где?..
Солнышко и Цветочек испуганно переглядываются, Ночь отпускает Сумерки, роняет голову на сложенные замком руки. Наконец Цветочек медленно, неуверенно выдавливает:
- А День… он… В общем, он пропал.