А еще хочу попробовать здесь еще один новый прожект. И вот на эту тему проба пера...
Это будет что-то вроде сайд-стори, так что не будет ни названия, ни смысла. Мир и персонажи - и все. Всем удачи!..
читать дальше
Катарина Майкловна Бибечич прожила на этом свете добрых семьдесят лет. Она многое повидала на своем веку – разные времена, разные города, разных людей. Много было в жизни – и «тревожная молодость», и серьезная работа, и любовь якобы до гроба… а теперь она медленно, но верно подходила к концу. Катарина Майкловна ни о чем не жалела. Было почти приятно наблюдать за приближением собственного заката, сознавая правильность пройденного пути. Ей нравилось жить в деревушке посреди одного из древних городов: нравилось видеть привычные лица, нравилось, когда люди вокруг улыбаются. Особенно ей нравилось то, что здесь она не видела жестокости, что в городах сплошь и рядом. Она наблюдала за миром, и мир был вполне дружелюбен. Соседи были отзывчивы, потому что она всегда готова была помочь, дети любили ее за рассказы о новых городах, из которых она видела почти все, а природа радовала тишиной и спокойствием, ценность которых Катарина Майкловна осознала только теперь. Вид полуразрушенных домов, которым не меньше трехсот лет, настраивал на философский лад. Все – прах. Даже Ось Мира – и та уже искривилась. А люди обречены до конца своих дней прятаться на клочках неискривленного или искусственно расправленного пространства. И все же сумерки мира не были лишены своего особенного, немного печального очарования, и пока есть возможность – Катарина Майкловна хотела наслаждаться этим ощущением.
Сегодня, как и тысячи раз до этого, после привычных дневных дел, она смотрела на деревню. Точнее – на дома напротив. Воздух был, как всегда, спокойным и пах сеном и животными, вокруг с громким квохтаньем бегали куры, коровы мычали, воробьи чирикали а ветках… все было как всегда. Но что-то все-таки было не так. Предчувствия редко обманывали старую женщину, и она терпеливо дожидалась того, что должно случиться. Вот соседка пошла за молоком. Вот мальчишки с боевым кличем побежали в поле… А вот четверо каких-то оборванцев идут по проселочной дороге. Катарина Майкловна напряглась. Это были они.
Высокий и истощенный блондин с двумя большими сумками и отрешенностью во взгляде, девушка с милым лицом, но в футболке с неприличными надписями и с чемоданом, похожим на те, с которыми деловые люди путешествуют за границу, очкастая девица в цветастой рубашке, с самодовольной ухмылкой и непропорционально большим рюкзаком за спиной, и… Странник. Самый настоящий странник – в плаще и традиционной маске. Четверо шли в торжественном молчании. Они были пыльными и уставшими. И с нескрываемой завистью смотрели на девочку, звонко хрустевшую яблоком у соседней калитки. Та с опаской косилась на них, но все же не торопилась уходить: зрелище хоть и жутковатое – но любопытное: в этой деревне новые лица - редкость. А они, бедняги, явно мечтали об этом яблоке – со всей страстью, на которую способны их измученные желудки.
Сердце у Катарины Майкловны по-женски сжалось.
- Не хотите яблочек? – осторожно предложила она.
На женщину тут же уставились три голодных взгляда и одна маска.
- А можно? – прошептала девушка с чемоданом. Она судорожно сглотнула, глаза расширились так, будто ей только что предложили править миром.
Катарина Майкловна снисходительно улыбнулась и скрылась за калиткой. Яблоки она выбирала с любовью – самые большие и красивые. Все-таки от еды надо получать удовольствие, решила она, а этим несчастным – особенно. Когда путешественники увидели угощение - их лица буквально просияли. За несколько секунд старушка услышала слово «спасибо» раз двадцать. Путешественники скромно присели на скамейку и начали сосредоточенно жевать. Закинув два яблока себе в рот, как в топку, очкастая начала рыться в своем рюкзаке. Нащупав искомый предмет, она протянула Катарине Майкловне нечто маленькое, кубическое и… мохнатое.
- Спасибо, Вы нас прямо спасли! Вот! Это Вам!
Женщина смутилась и замотала головой, но во взгляде девочки вдруг промелькнуло что-то суровое и повелительное – отказаться было уже некрасиво. Она осторожно приняла подарок и рассмотрела странный предмет.
- Это семя кривоплодки, - с улыбкой пояснила девушка. – Если приживется – будет плодоносить круглый год и всем подряд – в смысле, всем, что из искривлений нахватает. Полезная штука! Сама такую выращиваю, но пока в горшке на подоконнике.
- Да зачем мне… - замялась старушка.
- Как зачем? – удивился блондин. – Если вы всегда так щедры, как сегодня – это просто вредно для здоровья. А тут – вполне разумное возмещение убытка.
- Но это же такие мелочи! – изумилась Катарина Майкловна. – Да и это всего лишь яблоки… Нет ничего проще, чем помочь голодному!
- А зачем? – невинно спросила девушка в странной футболке.
Катарина Майкловна опешила. На нее смотрели три абсолютно непонимающих лица.
Странник передернулся под плащом, быстро посмотрел на каждого из своих товарищей и, обреченно вздохнув, впервые заговорил:
- Они Вас не понимают. Они бессердечные, у них своя логика.
Катарина Майкловна не могла шевельнуться. У нее похолодели пятки. Так вот они какие – бессердечные. А на вид и не отличишь от людей! Рассказывали, будто они ужасны – с лицами, как у мертвецов, походкой, как у марионеток на нитках, с пустыми невидящими глазами… а эти кажутся совершенно нормальными ребятами! (Катарина Майкловна в очередной раз поймала себя на том, что в последнее время всех людей моложе тридцати ее тянет назвать ребятами, если не детьми) В общем, ей не хотелось думать о них как о нечеловеческих существах. Непонятно только, почему Странник согласился сопровождать их… Вопросы все возникали и возникали, а ответов не было. Надо было заговорить. Сменить тему, чтобы всем было проще.
- А куда вы идете? – спросила Катарина Майкловна.
- Мы ищем одного человека! – в один голос ответили девушки. Они улыбались, как ни в чем не бывало.
- А что за человек?
- Наш Учитель! – с гордостью ответила девушка в футболке. – Он невероятный мастер! Мы надеемся, что он поможет нам снова стать людьми.
- Снова стать людьми? – недоуменно повторила старушка.
- Конечно! Мы хотим вернуть сердце больше всего на свете!.. Кстати, давайте знакомиться. Я – Эгле Танненбаум. А это – Рори Незамыслова, Таутвидас Иеронимас и наш проводник – Фрей. Кстати, можно тут где-нибудь остаться на ночь? А то мы уже трижды в лесу засыпали, в обнимку с чемоданами.
Отказывать отчаянно не хотелось. Конечно, слово «бессердечный» до сих пор висело в воздухе, и от этого новые знакомые казались пугающими… Но ведь это все только слова, а глаза и интуиция Катарины Майкловны говорили совсем другое: эти трое просто несчастные больные люди, и они никому не желают зла. «Помогать им – так до конца», - поняла Катарина Майкловна. Решительно выдохнув, старушка сказала:
- Оставайтесь у меня! А то не стоят яблоки этой штуки…
Так Катарина Майкловна сделала свой выбор. В конце концов, совсем одной в доме скучно. Пускай молодежь развлекает. Уж какая-никакая, а все-таки. Таутвидас (он просил называть его просто Тау) оказался на удивление хозяйственным. Как только он переступил порог дома – сразу спросил, где веник, тряпки и все остальное. Весь вечер он ползал по полу, запретив находиться от него в радиусе двух метров. Рори нашла старый приемник и каким-то чудом настроила его. Потом починила телевизор и напольные часы – наследство еще от старых хозяев. Эгле долго и с увлечением фотографировала бочки и лужи, явно видя в этом нечто большее, восхищалась садом, а под конец уже собралась красить забор в зелено-малиновый, чтобы завершить образ. Она цитировала многих поэтов и философов, пытаясь объяснить красоту воды в сосуде и смысл ремонтных работ.
- Просто я секретарь в эзотерическом центре! – пояснила она. – Но это временно!
А Странник Фрей… он почему-то засел у книжного шкафа и напряженно перебирал его содержимое. В доме он позволил себе снять маску, обнаружив удивительно красивое молодое лицо. Катарина Майкловна даже засмотрелась: никогда она не видела столь экзотической, и в то же время правильной внешности.
- Идеальная красота, - заметила Рори, поймав ее взгляд.
- А?
- Ну, он же ослепил Вас? – девушка выразительно указала на него глазами, не сдержав странной, какой-то оценивающей ухмылки. – Это лицо безупречно. Ничего, что противоречило бы его совершенному образу. Ни добавить, ни убавить. Думаю, будь я человеком – влюбилась бы. Но мой интерес сугубо профессионального характера.
- А кто же ты по профессии?
Рори расплылась в улыбке.
- Сейчас – конструктор отдела военных разработок при НИИ Кривизны и пространственных искажений. А на самом деле я художник. И Эгле тоже.
Катарина Майкловна подавила в себе все лишние вопросы и уважительно кивнула. Но первая профессия ей определенно нравилась больше. Кто это – художник? – так, оборванец с пустым желудком и тараканами в голове. А вот конструктор – это другое. Тут надо ясно мыслить. Она и сама была ученым и очень любила свою работу. Ее команда разрабатывала способы развертывания искривленного пространства, чтобы вернуть миру прежний вид. Наука была ее жизнью: в ней были и азарт, и строгость, и красота – такое не каждый поймет. И как в этой очкастой девчонке уживаются две такие непохожие сущности? Или это тоже признак бессердечного? Катарина Майкловна наблюдала за тем, как Рори сверлит Странника взглядом. Это был внимательный, изучающий, жадный взгляд, в котором неповторимо сочетались восхищение и какой-то профессиональный цинизм. Она запоминала его.
- Кстати, - оживилась Рори, поправив очки отверткой. – А тут, говорят, в плане пейзажей место намоленное. Художники здесь появляются?
- Да гостит одна. Как раз на днях приехала… Лейла звать. У нее еще прическа такая непонятная…
Рори часто заморгала, потом сняла очки и задумчиво начала складывать и раскладывать дужки.
- Лейла, говорите… И как, пленерит?
- Что?..
- Ну, пишет на улице? Или даже за пределами деревни?
- А, ну да. Рисует по утрам. А зачем тебе?
Рори странно улыбнулась.
- Я бы хотела увидеть ее. Возможно, это моя давняя… подруга.
Катарина Майкловна удивлялась все больше. Ей вдруг стало страшно. Она не очень хорошо знала Лейлу: она была замкнутой, нелюдимой девушкой. С утра закидывала за спину свой большой рюкзак с торчащей оттуда широкой папкой, и исчезала до обеда. Потом возвращалась, оставляла вещи и уходила в лес уже налегке – до позднего вечера. Кроме хозяйки дома она ни с кем не разговаривала, когда кто-нибудь спрашивал о ее работах – фыркала и прибавляла шагу. Через день после ее приезда в деревню к Лейле уже никто не пытался подойти. Неужели она тоже – бессердечная?
Рори все так же улыбалась. Автоматически сказав «спасибо», она ушла искать себе новое занятие.
- Что творится с миром, - тихо вздохнула женщина и собралась пойти спать.
- Он просто кривой, - сказал голос сзади.
Катарина Майкловна вздрогнула: у нее за спиной стоял Фрей и невинно улыбался.
- Это его не украшает, - ответила женщина. – Люди теперь ограничены… А путешествовать могут только… они.
Катарина Майкловна указала на копошащихся с тряпками Тау и Эгле (когда она успела напроситься на уборку – оставалось загадкой).
- Они просто немного гиперактивны – типичная черта для их вида. Но никто не запрещает человеку идти туда, куда он хочет. А кривизна лишь внесла в мировой порядок разнообразие. По-моему, кривой мир прекрасен!
Катарину Майкловну покоробило от этих слов. Ее-то с детства учили, что Кривизна – это не более чем дефект пространства, возникший три века назад, и что задача ученых – нейтрализовать ее эффект, что и делается в новых городах. Странник же говорил парадоксальные вещи!
- Думаю, ты ошибаешься, - заметила Катарина Майкловна.
- То есть – Вы бы на месте Творца исправили все это и вернули мир в изначальное состояние, с простым и однородным пространством?
- Да.
- Что ж, запомню, - улыбнулся Фрей. – С Вашим мнением голоса разделились поровну. Есть над чем подумать!.. Но Вы-то сами можете повлиять на мир, правда? Не оставлять же все как есть, когда вам что-то не нравится.
Катарина Майкловна осталась в полном недоумении и тут же объявила, что гасит свет. Гости послушно разбежались по углам: углов, помимо кровати Катарины Майкловны, было два: печка и старый матрас, расстеленный на полу, так что при распределении вопросов не возникло. Бессердечные и вправду не были людьми: как по команде, они прекратили всякую деятельность и заснули, как младенцы.
Встали гости с рассветом. Ко времени, когда Катарина Майкловна едва проснулась, Эгле уже готовила странное блюдо под многообещающим названием «завтрак туриста», Тау уже убирал все последствия готовки, а Рори сидела за столом, прикладывая пакет со льдом к левому глазу.
- Что случилось? – пробормотала Катарина Майкловна.
- Да так, - улыбнулась Рори.
- Старая подруга попыталась ее убить, - махнула рукой Эгле.
- За что?
Рори неопределенно пожала плечами.
- Я нашла ее в лесу, когда она пленерила. Мы вспомнили прошлое, посмеялись, потом я посмотрела на ее работу и указала на ошибки в построении. Она начала кричать о том, что она видит мир иначе, а я – серость. Человека, конечно, легко ранить, тем более художника, особенно таким словом… но сегодня я улыбнулась и сказала, что не обижусь, тем более, что на данный момент она практически права. Потом ей не понравилось мое лицо. Потом… небольшая потасовка, результат которой у меня на лице. Не понимаю, чего она добивалась сейчас? Ее раздражает то, что я спокойна, хотя и не могу рисовать, в то время как она полностью исписалась и не находит себе места? Зачем ей все это?
Тау развел руками.
- Ты могла намекнуть, что она пытается своими эксцентричными работами скрыть свою опустошенность, - заметил он.
- Зачем? Я хотела просто увидеть, как она работает. Я сказала только о построении, я не говорю о субъективном.
- Может, она решила, что ты мстишь? – так же отрешенно предположил Тау.
- Так бежала бы.
Тау тяжело вздохнул.
- Кто же их поймет!
Эгле смотрела на то, как Рори ощупывает свой синяк, и весело грызла яблоко. У Катарины Майкловны похолодели пятки.
- А где Лейла сейчас? – с трудом подавляя дрожь, спросила она.
- Да во дворе. Фрей ее как раз закапывает! - легко сказала Эгле и только-только успела добавить: - Да шутка это, шутка! Отделалась легким испугом. А Фрей просто кривоплодку у Вас сажает. Можете не волноваться, в растительной жизни он разбирается лучше всех. Вот закончит – и мы пойдем дальше. Катарина Майкловна, спасибо за ночлег!
- А что будет с Лейлой?..
Эгле звонко надкусила яблоко и с охотой ответила:
- Ну, думаю, теперь она захочет уехать. Да и не всякий сможет оставаться там, где его морально и физически растоптали. Ничего, человек все может! Переживет! А нет – проклянет себя разочек, как мы. Обычное дело. В ее состоянии это можно назвать выходом!
Путешественники дружно поблагодарили хозяйку, взяли уже собранные сумки и быстрым шагом вышли из дома. Фрей ждал их снаружи.
- Катарина Майкловна, - тихо сказал он. – Простите нас. Чем скорее мы уйдем, тем лучше. Они правда… никогда не поймут людей.
Странник поклонился, надел маску и поспешил за своими спутниками. Им было все равно – они снова были в пути.
Тем же вечером Катарина Майкловна встретила Лейлу.
- Это Вы их пустили? – хрипло прошептала она. – Так нельзя!.. Они не люди! Как Вы… как Вы могли?!
Катарина Майкловна едва чувствовала землю под ногами. Неужели она ошиблась? Лейла приближалась. Ее странно малиновые волосы все больше вставали дыбом.
- Незамыслова! Она пришла за мной! Господи, как власти вообще допускают, чтобы эти существа ходили на свободе! Они же жестокие, бесчувственные монстры!
Лейла была страшной. Художник, подумалось Катарине Майкловне, все они такие. Однако разъяренная девица все приближалась, и старушке оставалось только отступать, пока она не уперлась спиной в какой-то незнакомый предмет. Предмет упруго подался, женщина инстинктивно шагнула в сторону… и тут же Лейле на голову прилетел спелый помидор. Та опешила и в полнейшем недоумении уставилась на внезапный овощ.
Катарина Майкловна посмотрела на то, во что врезалась – это было молодое деревце в помидорах, лимонах и укропе. Кривоплодка прижилась.
- Монстры, говорите… Просто люди. Ну, немного другие – а что? Они тоже могут сделать что-то хорошее…
Лейла посмотрела на Катарину Майкловну так, будто та предала ее. Потом злобно плюнула и молча ушла.
Катарина Майкловна осталась одна. Мир перестал казаться ей таким же дружелюбным, как раньше. Кто-нибудь всегда хочет войны – хоть с кем-нибудь. И почему, интересно, люди видят лишь в эмоциях признаки человечности? Зачем нужна такая человечность? Все-таки люди неисправимы…