середина!Страшная сказка #8
Почем нынче душа?
Ночная улица и капли крови в снегу… это было страшно. Сумерки никогда не относила себя к людям, которые боятся крови: сколько раз она видела свою кровь – порезавшись ножом, неудачно упав… не говоря уже о том страшном дне, когда кровь ручьем лилась из ее шеи, растекаясь по земле, смешиваясь с кровью ее родителей – Сумерки это не пугало. Но несколько капель крови Ночи были поводом для паники. Явно происходило что-то странное и пугающее, но самым ненормальным элементом во всем этом был День: его поведение впервые на памяти Сумерек было таким напряженно задумчивым.
- Так, - подавляя волнение, заговорил он. – До дома мы уже не добрались. Придется возвращаться и звать на помощь Явь. Сумерки, ты только не нервничай, я тебе все объясню. Понесли!
Сумерки нисколько не удивилась тому, что ей доверили ноги, но немного тревожило то, что она шла первой.
- А это нормально, что мы несем его ногами вперед? – смущенно спросила девочка, тщетно пытаясь вписаться в поворот.
- Шутишь! Для такого, как Ночь, это будет предметом гордости. Ты не отвлекайся, для нас время – деньги… в смысле – жизнь Ночи…
Тут же, с криком «МАМА!» и точно такой же мыслью во весь мозг, Сумерки даже не побежала – полетела – обратно к Ордену, ко всем, кто может хоть что-то сделать – а День, проклиная свою болтливость, изо всех сил пытался не отстать и случайно не разорвать одну из своих половин.
Татьяна Александровна мрачно сидела в углу с бокалом крепкой водки и угрюмо курила сигару. Все вокруг веселились кто как умел, и ей оставалось только наблюдать. Не успела закончить монотонно здороваться со всеми – кое-кто уже начинает прощаться… Тоска, да и только. А может, сейчас вот раз – и какой-нибудь красавец подойдет и пригласит на танец – и сразу музыка станет медленной… Впрочем, в колонках по прежнему звучал отупляющий клубняк, да и среди собравшихся некромантов красавцев как-то не наблюдалось… (Татьяна критически осмотрела местное население и разочарованно выпустила дым через нос) Но нельзя оставлять надежды – еще не тот возраст. Нет-нет, сейчас он войдет – она умоляюще сверлила взглядом дверь и уже почти видела эту картину: раздадутся громкие, четкие шаги по каменным ступеням, двери распахнутся – и появится мужчина ее мечты…
Вот уже шаги – не совсем такие, как она мечтала – но ничего, сойдет… и дверь открывается…
- Татьяна, беда! – День Блондинко ногой расчищает себе путь и звериным движением головы стряхивает снег с волос.
- Простите! – кричит сзади их новая Сумерки. Они неуклюже втискиваются в дверь, проталкивая друг друга вперед, и тут же становится понятно, что у них на руках безвольно, как труп, повис Ночь – и истекает кровью.
- Где Явь? – хором выпалили День и Сумерки и сурово оглядели весь зал (ну, во взгляде Сумерек не было ничего сурового, скорее, он выражал ужас и мольбу – но зато День был суров за двоих). Татьяна Александровна с силой сглотнула и выдавила:
- А они со Сном уехали пять минут назад… А раны больше никто залечивать не умеет…
Сумерки не нашла слов и обреченно застонала, а День злобно и неприлично выругался, чем окончательно довел девочку до слез.
- Вот, держи, доверяю! – бросил он, и тут же все тело Ночи оказалось на руках у Сумерек. – Позаботься обо всем! Татьяна покажет, куда его можно положить. А я пошел догонять.
- П-почему мне? – испуганно пробормотала Сумерки, изо всех сил стараясь не упасть.
- Ну, причин две, - начал День, зачем-то стягивая с Ночи пальто. – Первая заключается в отсутствии у нас машины. А вторая… У тебя деньги есть?
- Нет…
- У меня тоже, – он начал старательно вытряхивать доставшееся почти с боем пальто и подобрал вывалившийся небольшой футляр. – Но, в отличие от тебя, я смогу поймать такси с помощью этого! – и он с фирменной улыбочкой, непонятным образом сочетающей хищность с обезоруживающей невинностью, достал из футляра один из ножей, которыми Ночь пользуется на кладбище.
- Да, это веский довод, удачи на дорогах, - промямлила Сумерки и, с трудом шевелясь под весом Ночи, походкой зомби двинулась к шефу. – Покажитемнепожалуйстакудаегоможноположить…
Татьяна Александровна подскочила к девочке и едва успела перехватить половину Ночи, когда День уже убегал, а Сумерки начинала оседать на пол.
Это был офис – самый обычный, со светло-серыми стенами, парой столов, заваленных бумагами, и кожаным диваном, куда, собственно, и погрузили Ночь, предварительно постелив скатерть с какого-то стола, уже перепачканную в красном вине. Сумерки с опаской выглянула в окно: какая-то машина неосторожно остановилась рядом с отчаянно прыгающей фигуркой Дня – он тут же просочился внутрь, и спустя секунду машина совершила «полицейский» разворот и бешеными зигзагами поехала в неизвестном направлении.
- Он обещал все объяснить, - пробормотала Сумерки, в панике прилипнув к стеклу.
- Объясню я, - сухо сообщила Татьяна Александровна. – Ночь у нас не такой уж и уникальный случай, хотя и один из самых тяжелых… вот, держи-ка канистру с водой. Короче, некроманты с чистой душой, не совершившие страшный грех, избавлены от бремени запретов… вот полотенце, я помогу его протереть… Так вот, они платят за силу хранителя своим телом – как и в нашем случае. Для него существует «час расплаты», когда открываются все эти раны. Периодичность непостоянна, никто не может это предвидеть. С этим даже в больницу нельзя – это же… аномалия. Я даже боюсь представить, как удивятся кубинские врачи, когда мир узнает о новой чудо-болезни. Сейчас мы ничего не можем сделать: эти раны не закроются как минимум до утра без помощи целителя. Поэтому сейчас Ночь может положиться… как бы это… только на тебя. Поняла? Вот, держи все, ничего не роняй. И не смотри на меня так, а то расплачусь. Оставляю его под твою ответственность. А сама пойду разыщу Небо и выясню с ней один вопрос… у нее в подчинении появилась новая девочка – я еще не успела разузнать, вдруг она вроде Яви? Удачи!
Сумерки наблюдала, как закрывается дверь. У нее в руках были канистра и мокрое, уже перепачканное кровью полотенце, а на диване неподвижно, точь-в-точь как труп в морге, лежал Ночь.
- Что мне делать-то? – прошептала Сумерки, едва не накрутив полотенце на шею.
- Ничего пока не делай, - почти бесшумно ответил Ночь. – Просто побудь здесь… так, на всякий случай.
- Ага, - выдавила Сумерки, боясь шевельнуться. Повисла пауза.
- Ладно, - в шепоте Ночи угадывалась снисходительная ирония. – Если тебе настолько не по себе – было бы хорошо, если бы ты принесла стаканчик чего-нибудь холодного и безалкогольного…
- Есть! – выкрикнула Сумерки и сорвалась с места.
Она исчезла – и вместе с ней исчез весь ужас. Раны… какая, в сущности, ерунда. Царапины. Они же не убьют, не покалечат сильнее, чем надо, ведь в планы Сета не входит убийство. А боль – это преходящее. Потерпеть одну ночь, а дальше – забыть. Единственное, что пугало Ночь – это взгляд Сумерек. Нет, все не так, это совсем не похоже, смысл совсем другой… Но почему-то это выражение казалось Ночи знакомым… в нем было странное сочетание ужаса и веры. А тогда, десять (да, уже десять) лет назад… Испуганные, расширенные до неестественности глаза родителей, старшего брата… Интересно, а сейчас они тоже считают его предателем?
Через пару минут Сумерки уже вернулась – влетела, по счастливой случайности вписавшись в поворот, едва не сорвав дверь с петель и с трудом удержав равновесие со своим драгоценный грузом. Тут же подкатила к дивану, где лежал Ночь, стул и поставила на него пивную кружку, доверху наполненную апельсиновым соком.
- Катит? – помогая себе руками и падая на колени, спросила она.
- Спасибо, - прошептал Ночь. – Быстро ты…
- Благодари Киру, - улыбнулась Сумерки, подползая к столу. – Она специально принесла с собой сок, чтобы не брать в рот алкоголь. Но я не стала ей рассказывать, зачем мне: еще разволнуется… Теперь она думает, что я апельсиновый маньяк.
Ночь почему-то засмеялся. Хотя это был скорее не смех, а хрип умирающего, от которого хотелось плакать.
- Вообще-то я просил попить, только чтобы ты ушла и отвлеклась… Это должно было занять тебя минимум на полчаса на нашем празднике буйного пьянства…
Сумерки замерла с железной ручкой, прижатой к щеке – так она остужала себя после большого выброса адреналина.
- Зачем ты так? – пробормотала она. – Ты же будешь в порядке, правда? Правда?
- Да, конечно… Просто мне не нравится, что ты видишь меня в таком состоянии…
- Если мы будем и дальше работать вместе, я волей-неволей увижу тебя во всех твоих… агрегатных состояниях, - обиделась Сумерки.
- Все еще пытаешься острить… А Кривошипов, когда увидел это в первый раз – устроил истерику…
- Рискую упасть в твоих глазах… но я его понимаю. Просто я уже устала устраивать истерики по любому поводу и не трачу запал просто так. Но мне страшно.
- Ничего. С этим литром сока даже мне уже ничего не страшно.
- Всегда пожалуйста. Обращайся... Соки, вина, спирт, хлороформ…
Пауза тянулась долго. Ночь лежал, стараясь не шевелиться: он уже понял, что даже одного движения хватит, чтобы вызвать панику. Сумерки сидела и вертела головой, не зная, за что зацепиться взглядом.
- Слушай, - наконец выдавила она. – А у всех цена души так высока? Я знаю только цену Кривошипова… и историю, которую рассказал мне День… Почему у тебя все… вот так? Ну… если это нельзя рассказывать – не надо…
- Почему? Все в порядке. Честно говоря, демоны не любят объяснять… Но моя цена – тоже своего рода наказание – за предательство.
- К-какое? В смысле, я не настаиваю…
- Да нет, все нормально. Я предал… свою семью… Видишь ли, многим участникам эксперимента очень нравится думать, что их имя – это дар, признак избранности… Но разве человек не имеет права сам выбирать свой путь? Мне с самого рождения вдалбливали, что нет для меня другой судьбы, кроме как стать некромантом, быть частью своей команды, что все уже решено за меня… Мне это не нравилось. Я отчаянно хотел избежать такой участи и не быть одним из нашей династии некромантов. К счастью, когда мне было лет семь, планы моей семьи начали медленно, но верно рушиться. В это время завязались какие-то интриги в высших кругах Ордена, потом День был отобран на подготовку в отдел чистильщиков, Сумерки был тише воды… Я пользовался замешательством, чтобы не тренироваться и заставить семью поверить, что все для меня (а значит, и для них) пропало. К семнадцати у меня появилась нерушимая уверенность, что мне повезло, и судьба некроманта меня миновала: родители и брат, как и положено, пропадали на кладбище, их застольные разговоры вращались вокруг Ордена и Восставших, а я тихонечко готовился к поступлению в университет, чтобы стать физиком-ядерщиком. Я был уверен, что Ордену меня уже не достать… Вот только не повезло мне. Однажды… однажды я вернулся домой и обнаружил, что дома больше нет. Все сгорело. Все, кто остался жив, метались в панике, а мертвые… гонялись за живыми. Уже потом я узнал, что это была какая-то подстава, кто-то привез целую фуру Восставших и канистру бензина – чтобы было на что списать все разрушения. Семья Шоколадко была очень консервативна, и поэтому неугодна многим… Возможно, это были даже внутренние разборки Ордена. Виновного так и не нашли – думаю, тот, кто это сделал, не мог выжить в том пожаре. Родители и брат были еще живы, когда я пришел. Они еще пытались сражаться, но Восставших было слишком много. Они с ужасом смотрели на меня и кричали: «Почему ты ничего не делаешь? Имя и звезды твоего рождения предрекают тебе потрясающую силу, управление воздухом, ты МОЖЕШЬ всех спасти!»… А я не мог… Я ничего не сделал для того, чтобы призвать своего хранителя, я был практически бессилен… Обычный человек – вот и все. Я пытался им помочь или хотя бы умереть вместе с ними, но люди, которые пришли посмотреть на пожар, не позволили мне даже приблизиться. А родители и брат оказались слабыми для такого боя. Я видел, как эти твари перегрызают им глотки, как они разрывают их тела, пожирают их… Тогда я больше всего на свете хотел убить их всех, всю эту нежить – любым способом, как можно более жестоко… И в тот момент я получил свою силу. Сет сказал: «На тебе нет грехов, которые позволили бы наложить на тебя запрет. Но с точки зрения некромантов, ты – предатель своей семьи. Если бы ты дал мне увидеть этот мир раньше, они были бы живы». Я понял его слова и готов был нести кару… Я тогда не очень понял, что именно сделал – говорят, что создал там вакуум – так или иначе, через минуту огня не стало, и тем же вечером наступил мой первый час расплаты. И тогда же началось вот это, – Ночь указал на свою «импозантную проседь». – Самое ироничное в этой истории – в итоге никуда я от этого всего не делся. Забрали в Орден, начали тренировки, появился Сумерки – скромный до невидимости, почему-то ничего о себе не рассказывающий, потом нам сказали: ваша третья половина больше не хочет убивать людей и будет работать с вами – и привели злобного парня, который прикуривал от щелчка пальцев… поначалу я ненавидел обоих… А потом – ничего, втянулся… В конце концов, только они меня и поддерживали… и в такие минуты тоже… Эй, что ты так смотришь? Только не говори, что испугалась…
До последней фрезы Сумерки кусала губы и напряженно сжимала кулаки, но ответила незамедлительно и резко:
- А даже если и испугалась – поздно пить боржоми: я все уже узнала. Может, мое мнение тут ничего и не значит, может, я ничего не поняла… Но я не считаю тебя предателем семьи. Я бы, может быть, поступила так же… если бы моя семья была жива. Ведь человек имеет право сам определять свою судьбу…
- Ну и глупо. От судьбы не уйдешь, кто бы ее за тебя не определил… - Ночь хотел сказать что-то еще, но как раз в этот момент открывалась следующая рана…
Сумерки сразу почуяла неладное, когда Ночь напряженно замолчал: в нормальном состоянии он никогда не говорил незаконченными фразами. Что-то должно было случиться, это было ясно. Только не кровь, хватит! Сумерки тут же превратилась в натянутую струну: готова бежать куда угодно, делать что угодно… Все, что потребуется, - только потребуй…
Ночь страдальчески стиснул зубы, вцепился ногтями в диван. Прямо на шее у него проступила тонкая красная линия, которая тут же начала расползаться струйками крови. Сумерки откровенно поддалась панике, едва не начиная бежать на месте: что делать, чем помочь? Ему сейчас больно. И она ничего не может с этим сделать – только стоять и смотреть. Как ужасно, как стыдно – видеть страдания других, а самой при этом отлично себя чувствовать… Не надо было так грубо отвечать… Нет, дело не в этом… Надо было привлечь кого-то еще, ведь настоящие некроманты понимают такие вещи лучше… Тоже нет! Хрен тут что поймешь, это просто ЕСТЬ! Надо что-то сделать…
Я не могу смотреть на это со стороны, хочу забрать твою боль себе! – эти слова отчетливо, яркими и жирными буквами проступили в мозгу Сумерек. В ту же секунду она поняла… что ей больно. Это было так неожиданно, что она успела только вскрикнуть – а дальше ее ноги подкосились, в глазах потемнело… а еще был глуховатый, отдаленный и немного нереальный удар по голове и плечу.
Она почувствовала прикосновение к своей щеке и открыла глаза. Положение в пространстве – неясно, голова кружится. Прямо по курсу – обеспокоенное лицо Ночи.
- Очнулась? – участливо спросил он.
- Не-е, это я учусь спать с открытыми глазами.
Тут же у виска что-то просвистело. Удар Ночи пришелся в стену, в сантиметре от уха Сумерек. К девочке тут же вернулись все чувства – причем в каком-то обостренном состоянии: она сидит на полу, прислонившись спиной к стене, у нее на лице, на руках, на шее – неглубокие, но довольно заметные царапины, и ее левый глаз только что имел все шансы кануть в небытие.
- Зачем ты это сделала, а? Ты вообще соображаешь? Ты идиотка! – прорычал Ночь.
- От идиота слышу! – инстинктивно огрызнулась Сумерки.
- Заткнитесь! – приказал Голос из ниоткуда. Тут же, с какой-то артиллерийской точностью, Ночи на макушку прилетел некий увесистый объект, заставивший его схватиться за голову, а затем рикошетом отразился в лоб Сумеркам. Ботинок. Размера, эдак, сорок третьего, сплошь покрытый мелким рисунком креветок и гениальными надписями «Йа креведко!».
- День? – недоуменно пробормотала девочка.
- Нет, блин, я тот, кто его сожрал и занял его тело! – ворчливо ответил Голос. – А если продолжите ругаться, кину и второй ботинок. В моих руках любой предмет – оружие.
Мдя, подумала Сумерки, добрый ты, Голос из ниоткуда. Кстати, где находится это нигде в пределах данного помещения?
- Ааа?.. – девочка беспокойно осмотрелась. Вот Ночь – рядом сидит на корточках, жутко недовольный, за ушибленную голову держится. Вот шеф – курит свои сигары в углу, вот Сон – сидит и методично протирает свои очки, вот незнакомая девушка – стоит на коленях у дивана, занеся над ним ладони, от которых исходит теплый желтоватый свет, а на диване…
- АААААА!!! – завопила Сумерки, узнав в израненном теле Дня.
- Госссподи, Сумерки, - с флегматичной улыбкой заговорил он. – Не перестаешь меня удивлять: как можно так по-разному сказать одну и ту же букву?
- Не издевайся! Что с тобой?! – Сумерки в панике потянулась к воротнику – но его не было: кто-то расстегнул на ней рубашку, а шея была липкой от крови.
- То же, что и с тобой. Ты забрала боль Ночи, я забрал твою. Расслабься, все уже практически позади. А теперь позвольте мне помолчать, от разговоров с вами один дискомфорт.
- Хотел бы молчать – не болтал бы полчаса подряд, - буркнула девушка, стоящая на коленях и обратилась уже к Сумеркам: - Меня зовут Явь. Этот идиот подрезал нас на угнанной машине, чуть не убил… Но, к счастью, мы успели в Орден вовремя. Когда мы пришли, Ночь был в полном порядке, а вот ты лежала вся израненная и без сознания. Я даже не уверена, что справилась бы, но День устроил истерику и забрал эту боль себе. Он сильный, я ему только помогу восстановиться…
- Не было никакой истерики, - проворчал День.
Сон, до последней минуты сохранявшая нейтралитет, позволила себе возмутиться:
- Не было? А мои разбитые очки?
- Нечего было вставать у меня на пути. К тому же, все равно мне некуда было деваться: Сумерки могла такого и не выдержать, она еще и о стол головой ударилась, Ночь тоже уже потрепало. Это был единственный выход в форс-мажорных обстоятельствах, ясно?
Сон фыркнула.
- Сумерки у нас просто не соображает, что делает. Надо уметь рассчитывать свои силы, ясно? – прошипел Ночь.
- Я вообще не поняла, что это было! – сокрушенно пробормотала Сумерки. – Я просто подумала…
- А мысль материальна, знаешь ли! – огрызнулся Ночь. – Особенно для людей, между которыми есть связь! А такие вещи, как боль, - это вообще отдельный разговор: если ее у тебя забирают, вернуть все на место невозможно, иначе бы вообще полный хаос получился. Пока я ждал эту компанию и смотрел на тебя в таком состоянии – чуть с ума не сошел! Ты безответственная эгоистка!
Сумерки опешила. Никогда ей такого не говорили. Никогда ей не приходилось думать о других в таком ключе – как ее воспринимают, волнуются ли о ней, не навредят ли кому-нибудь ее поступки. Ее это просто не касалось, она держалась ото всех в стороне: если ей причиняли боль, она просто молча уходила, и ничего не случалось, никого никогда не заботило, что с ней. Можно было хоть убиться об стену – никто бы и не заметил, что кого-то не хватает в этом мире. Она и представить не могла, что ее боль может кого-то волновать, что это может стать не только ее проблемой. Это была опасная грань. Сумерки никогда не позволяла себе привязанностей, но теперь ей это как будто стало нужно… Нет, так нельзя! С ее тяжелым характером, склонностью к невезению и пугающим будущим, от нее всем станет только хуже.
- Эгоистка, значит? – без выражения заговорила она. – Понятно. Да, я действительно дура. Я же всю жизнь говорила себе: не лезь не в свое дело – не получишь пинка. Простите. Я, пожалуй, пойду…
- Сидеть-бояться! – рявкнул День так, что Сумерки, не успев приподняться, тут же снова оказалась на полу, а Явь едва не упала, отклонившись от вертикали. – Не нервируйте меня, мне нельзя волноваться! Ночь, тебе следует благодарить Сумерки, всячески унижаясь и не забывая о самобичевании. А ты, Сумерки, тоже хороша! Чтоб в следующий раз – никакого геройства, особенно когда оно того не стоит. Вот почему, думаешь, так много парных команд и совсем редко встречаются тройки?.. У пар нет разброса силы, их Хранители повторяются у людей с одним именем, связь действует в одной плоскости. А у нас все по-другому – Хранители не повторяются, а связь действует каждый раз по новой схеме! И наша схема такова, что именно ты являешься связующим звеном между мной и Ночью, поняла? И поэтому только ты можешь забирать боль Ночи или мою, а напрямую - невозможно. Так что нечего тут брать на себя роль страдальца, пользуясь своей уникальностью. Ясно?
Ночь и Сумерки смущенно кивнули. Шеф в своем углу истерически подавляла желание смеяться, разжевывая свою сигару. Сон отвела глаза. Явь печально покачала головой.
- Прости, - неохотно заговорил Ночь, упорно разглядывая пол. – Кто же знал, что ты уже настолько связана с нами, что можешь даже такое… Ну… И вообще… Ты… слишком добра ко мне. Спасибо.
Сумерки замерла с отвисшей челюстью, не зная, как реагировать. Пятками она чувствовала, что сейчас делает какой-то важный выбор. Развилка.
- Д-да ничего, - выдавила она, – мне такое – раз плюнуть!.. Мне однажды вообще телевизор на голову уронили – но ничего, до сих пор жива… Так что обращайся… – Она попыталась засмеяться, но поняла, что плачет. Слишком много впечатлений для одного вечера – вот нервы и расшаталась, поняла Сумерки. Глаза застилали слезы, тело не слушалось – она только чувствовала, что Ночь гладит ее по голове.
- Ну что вы мне тут устроили! Кто-нибудь, принесите сюда сладкого! – потребовал День.
Сумерки открыла глаза и увидела спинку стула. Из окна бьет невыносимо яркий и холодный свет декабрьского утра. Точно. Она спала на составленных стульях. Шевелиться больно: все тело затекло. С трудом осмотрелась: на диване, где, похоже, этой ночью уже побывали все, сидя спят Сон, Явь и шеф. Ночь лежит на полу, завернувшись в страшную скатерть, пропитанную кровью и вином. Везде валяются фантики от конфет. «Штук пятьдесят из них – точно мои», - с ужасом поняла Сумерки.
Она, отчаянно сражаясь с силой тяжести, приняла сидячее положение, протерла глаза, достала пару фантиков из волос и попыталась потянуться. Слух наконец-то заработал: кто-то сзади напевает что-то про растаманов из глубинки. Оглянулась. Перед зеркальным шкафом стоит День и причесывается.
- Доброе утро! – поздоровался он. – Неважно выглядишь.
Сумерки еще раз протерла глаза и попыталась ответить:
- Догадываюсь, что неважно… И вешу, надо полагать, соответственно. Доброе время суток… А когда я заснула? Что-то я ничего не помню…
- Как – не помнишь? И это после всего того, что было?! – День уставился на нее с искренним ужасом в глазах, а когда Сумерки уже почти выбрала способ самоубийства – хихикнул: - Повелась!
Сумерки с трудом перевела дыхание, подобрала челюсть и буркнула под нос:
- Бесполезно. Я сейчас слишком заторможенная, чтобы реагировать на такие шутки.
- Нет-нет, выражение твоего лица было стоящим!
- Когда приду в форму, напомни мне тебя убить, - усмехнулась Сумерки и пошла снимать свои ботинки со шкафа. – Ненавижу воскресенья – в этот день добра не жди…
Неожиданно раздался чей-то подозрительно веселый голос:
- Эй, товарищи «Ночуем-На-Работе»! Я несу вам рассол! – с этими сакраментальными словами появилась Цветочек с трехлитровой банкой и Солнышком, маячащей за спиной. – Господи, сколько же вас тут! Вы, похоже, не скучали! Сумерки! От тебя я такого никак не ожидала! Татьяна Александровна, а с вами что? Вставайте, а то я подумаю, что днем зевает тот, кто не зевает ночью! (мужики, без обид…) У вас телефон разрывается! Судя по мелодии - с кладбища!
Шеф мгновенно открыла глаза.
- Где?
- У Вас в кабинете, конечно. Слышите: Jingle, bells! Jingle, bells! Тра-ля-ля-ля-ля…
Татьяна Александровна резко подскочила, из-за чего Сон и Явь столкнулись лбами и проснулись.
- Всем присутствующим быстро собраться! Это приказ! – бросила шеф, уже вылетая из кабинета.
Сон и Явь сонно потянулись.
- Выходной же…
- Для некроманта не существует выходных! Каждый день – снова в бой! – отчеканила Солнышко, встав в пафосную позу. Ночь хихикнул с пола. День откровенно смеялся.
- Я уже говорила, что ненавижу воскресенья? - простонала Сумерки со шкафа.