неконгруэнтна
Некоторые помнят этот "Великий Труд" по одному из безумных флешмобов. Он таки перерос в нечто большее. Не знаю, понравится ли такое, да еще в таком объеме... Честно, не знаю. Но все же, скрепя сердце, скрипя зубами, очертя голову, несмотря ни на что, ни на где и с кем выкладываю на всеобщий суд.
Пррошу!
Очень секретная книга о русских профессиях, написанная на сугубо местном жаргоне
читать дальше
- А знаешь, что в жизни самое главное? – спросил дядя Шурик, благоговейно выпустив колечко дыма.
Несоразмерно большая трубка весело дымится, комнату заполняет удушливый запах дешевого табака. Хочется кашлянуть. На полную громкость играет песня Армстронга.
Василиса с трудом подавила рефлекс поморщиться: знаем мы эти разговоры после пяти рюмок! Сейчас старик ждет от нее банального ответа, а когда получит – возразит еще большей банальщиной и таким образом раскроет смысл бытия, а заодно напомнит своей «ученице» о ничтожности ее мышления. Единственное спасение – сразу признать эту ничтожность.
Василиса развела руками и смущенно сказала:
- Не знаю… Что же?
Дядя Шурик снова затянулся и вместе с дымом выдохнул:
- Неожиданность.
- Ась?..
Вася часто заморгала. Дядя Шурик был безмятежен. В его душе царила абсолютная гармония, взгляд был ясен и светел. С минуту он любовался растерянным лицом своей питомицы, потом покачал головой, видно, не обнаружив в нем признаков работы мысли.
Конечно! Какая тут работа мысли! Перетерпеть бы этот разговор! Сконцентрироваться, не выпустить наружу усталость и раздражение, отвлечься мыслями о мандаринах – все пройдет спокойно. Но что-то явно не так: в глазах дяди Шурика появляется необычное, хитрое выражение. Усмехнувшись и выпустив дым через ноздри, старик продолжает монолог:
- Да, неожиданность. Люди называют это Роком, Фатумом, Судьбой… но это все брехня. Неожиданность – она и есть неожиданность. Знала ли ты, Василиса, когда лежала на берегу реки, израненная и без сознания, что найдешь приют здесь?
«Конечно, не знала! Я же была без сознания!» - как это просится на язык… Но Вася в очередной раз сдерживается, смущенно пожимает плечами.
- Во-от. Человек – раб случая. Случай спас тебя, случай привел меня. А ведь именно здесь ты нашла приют. Чем не неожиданность? Могла ли ты подумать, что станешь ремонтником?
Василиса не могла. Только с болью вспомнила, как, переступая через гордость, читала полезные советы по белению потолка, укладке плитки и прочему в гениальном пособии «Ремонт при ограниченном бюджете и интеллекте».
Дядя Шурик становился тем временем все благостнее.
- Сколько ты уже здесь, год?
- Год и два месяца, если быть точной.
- Да-а, - дядя Шурик с наслаждением затягивается. – Долго. Пора и честь знать.
Вася не поверила собственным ушам – сидела и хлопала глазами.
- А что? – саркастически ухмыльнулся дядя Шурик. – Обои поклеены, пололок тоже худо-бедно починила. Двери-окна покрасила, пол общими усилиями уложили… Свою полезность здесь ты исчерпала!
Вот так здрасьте! Выкидывают! Средь бела дня! А куда пойти найденышу?.. Вася сжалась на стуле, лицо ее непроизвольно передернулось.
- Ну-ну. Ты же хочешь вернуться в город? К тому же, я тебя не бросаю, – улыбка у дяди Шурика приобрела какой-то иронично-загадочный оттенок, он вынул из-под стула какой-то пухлый конверт и почти торжественно положил его на стол. – Здесь – твоя новая жизнь. Новое имя, новые документы. Жилье, работа. И подъемные, куда ж без них. Всем можешь пользоваться, как пожелаешь. Отныне эта жизнь – твоя!
Василиса недоверчиво посмотрела на своего покровителя – он благодушен и невозмутим. Медленно, не сводя с него глаз, потянулась к конверту – осторожно, без резких движений, почти уже коснулась…
БАЦ! И на заветный конверт падает заскорузлая лапища – даже воздух вздрогнул.
Чисто дядешуриковский жест. Василиса, хоть и привыкшая к подобному, все равно инстинктивно отпрянула, вопросительно глядя на «благодетеля».
- Ты же не думаешь, что это все бесплатно? – сахарным голосом пропел дядя Шурик.
Василиса вспыхнула, поджала губы.
- Разве ремонт это не покрывает? – настороженно спросила она.
Дядя Шурик в ответ откровенно расхохотался. Отдышавшись, смахнув слезы, все еще продолжая мелко вздрагивать, заговорил, помахивая конвертом:
- Твой-то молдаванский ремонт? Окстись, душа моя. Это даже того, что ты проела, не покроет. Но расплатиться ты сможешь после. Просто знай, что однажды придется оказать мне какую-нибудь небольшую услугу. Не знаю пока, когда и какую. Всего одну – и мы в расчете. Ну как, согласна?
Конверт проплыл у Василисы перед глазами – соблазнительный и опасный, как запретный плод. Вася даже могла различить (хотя скорее вообразить) мягкий шорох купюр, тихий мелодичный звон ключей, шелест писем людям, к которым она обратится в городе… так звучит новая жизнь!
Василиса сглотнула, сжала кулаки. Ну, решайся! Неужто ты не сможешь отдать этот долг? А что еще тебе остается, в конце концов? Прозябать в деревне, питаясь подножным кормом, воюя с колорадским жуком и продолжая красить потолки?..
- Непохоже, чтобы у меня был выбор, - протянула Василиса и выдохнула: – Я согласна.
Дядя Шурик самодовольно усмехнулся и, изобразив конвертом порхающее движение, вложил его Васе в руки – конверт оказался плотным, тяжелым, ощущать его вес в руках было невыразимо приятно.
- Дядя Шурик, - начала Вася.
- Говорю же – Шурочка! – поправил дядя Шурик.
Вася поморщилась, но продолжила:
- А сколько у вас… таких вот должников?
Снова в лицо Васе повеяло дымом. Дядя Шурик уселся поудобнее, закинул ноги на стол, демонстрируя стертые подошвы сандалией, в очередной раз затянулся. Армстронг продолжает хрипеть в колонках старого проигрывателя. Эффектная пауза, нечего сказать… А затем, насладившись зрелищем подрагивающих бровей и уголков рта своей питомицы, Шурочка многозначительно изрек:
- Толпа.
Таня обворожительно улыбается, демонстрируя идеально ровные белые зубы, подмигивает и эффектно подбрасывает бутылку шотландского виски за три тысячи. Бутылка совершает математически красивое сальто и возвращается в Танину руку, чтобы быть лихим движением откупоренной и разливать золотистый напиток в запотевшие стаканы со льдом. Посетители не могут отвести завороженных взглядов от Таниных ловких движений. Уж кто-кто, а она умеет держать внимание.
Лия любуется, протирая стакан. Когда она пробовала повторить все эти финты, результат выходил удручающим. Лия уже начинала подумывать обратиться к врачу по поводу нарушения координации движений. Где бы только денег взять на лечение? Прямо замкнутый круг.
Здесь, в баре под загадочным названием «Понедельник», все равно платят ровно столько, чтобы работник жил – и ни копейкой больше. Да и репутация у заведения не та, чтобы потом было легко найти новую работу.
Пока Лия печально вздыхала, Таня уже перешла к какой-то полупьяной девице, собирающейся на спор выпить десять шотов текилы. Бармен не должен вмешиваться в дела гостей, Таня хладнокровна. Но после третьей рюмки, глядя на остекленевшие глаза девушки и ее размашистые жесты, наливать отказывается, а всех, кто сделал ставку или просто хочет поглазеть, как спорщица напьется до бессознательного состояния, игнорирует.
Лия продолжает восхищенно наблюдать за ней. У Тани все доведено до совершенства: идеальные точные движения, бархатный голос, гладкие и прямые рыжие волосы, красиво отливающие золотом в тусклом свете бара, неброский, очень грамотный макияж, приветливая улыбка. Что может противопоставить Лия? Никому не нужный рост метр восемьдесят? Умение правильно падать? Самое громкое на районе чихание? Лии очень обидно. Она безумно хочет стать хорошим барменом.
- Лия, чтоб тебя! – доносится откуда-то издалека.
Горе-барменша откликается не сразу, лишь спустя секунду соображает, что надо бы оглянуться – за спиной стоит хозяин, лицо его исполнено праведного гнева.
- Подойди уже к человеку! – яростно, но тихо процеживает он, указывая на дальний край стойки, где сидит какой-то непонятный человек в шляпе. «А ведь он тут уже, наверно, минут десять без внимания», - с ужасом осознала Лия. – «А я и не замечала!». Ошеломленная собственной мыслью, девушка всплеснула руками, забыв о стакане, который только что протирала. На мгновение задержавшись в воздухе, стакан полетел вниз. Лия успела только ойкнуть…
… и вот она уже сидит на полу в какой-то позе явно из какой-то тайной йоги – с акробатически выброшенной в сторону ногой, опираясь на правое колено, носок левого ботинка и левую ладонь, Лия почти распластана на полу, а в вытянутой правой руке у нее тот самый стакан, недавно выскользнувший из пальцев. Сердцебиение ее постепенно успокаивается, но кровь все еще пульсирует в ушах. Лия расслабляет лицо, заметив, что на нем отпечаталось непонятное ожесточение, и медленно поднимает глаза: Хозяин замер с открытым ртом, не решаясь высказать в приличном месте все, что думает, Таня снисходительно хихикает: обошлось же. Лия к таким чудесам уже привыкла, поэтому только торопливо извиняется и клянется, что это больше не повторится. Она искренне верит своему обещанию: она ведь будет стараться! Вот прямо сейчас.
Лия буквально подскакивает к клиенту, бодро, едва сохраняя столь необходимую мягкость голоса, произносит:
- Здравствуйте. Что будете пить?
- Виски, пожалуйста, - произносит низкий голос из-под надвинутой на глаза шляпы.
- Сию минуту! – привычно отзывается Лия и тут же спохватывается: - Эмм… У нас в головном уборе нельзя…
Клиент отрицательно качает головой.
- Сделайте, пожалуйста, для меня исключение.
Казалось бы: что проще? Вряд ли сейчас кого-то возмутят его манеры. Но Лия принципиальна: правила надо соблюдать! Правила – они не просто так!
- Извините, но исключений мы не делаем, - строго сказала девушка, старательно выпрямляя спину.
Секунду клиент молчит. Потом удрученно вздыхает.
- Это уже даже не смешно. Неужели без этого ты меня не узнаешь?
Его рука медленно, устало тянется к шляпе – Лия замечает сеть тонких бледных шрамов на кисти и бледных пальцах и чувствует непонятный холодок в спине. Когда же незнакомец показывает свое лицо, Лии вовсе становится дурно: его правый глаз закрыт черной повязкой. Как в кино.
Нет, не как в кино. Как на войне!
Странное ощущение. Лия чувствует, что ее привычная улыбка исчезла и никак не хочет возвращаться. Кто этот человек? Почему от его вида немеют колени? И почему так хочется с размаху залепить ему пощечину и обругать последними словами?
- Ну что, освежила память, Котовасина? – с презрительной усмешкой интересуется клиент.
Что за бред? Это даже на безумие пьяных не похоже. Это все потому, что Лия выглядит слабой, вот ее и выбирают жертвой всякие жуткие маньяки! Надо быть тверже!
- Нет, - холодно отвечает Лия. – И фамилия у меня – Головоногова.
На секунду лицо незнакомца становится таким растерянным, что Лии его почти жалко. Озадаченность сменятся полным непониманием, непонимание – смущением. Он ошибся, он видит ее впервые. Ну, с кем не бывает. Лия разводит руками.
- Простите, - бормочет клиент.
- Сейчас принесу виски, - отзывается Лия.
Она наливает его не так, как Таня: Лия никогда не подбрасывает бутылки, не делает опасных лишних движений. Просто берет бутылку, берет рольф – и наливает – осторожно, медленно, сосредоточенно. И, конечно, она ни за что не отправит стакан ехать по гладкой поверхности стойки! Никогда.
Клиент наблюдает. Не так, как наблюдают за Таней, - он напряженно рассматривает ее руки, ее некрасивые, в старых шрамах, пальцы. Лии не по себе: она не может сказать, откуда у нее все это. А какой-то незнакомый и заранее неприятный человек с необъяснимо похожими шрамами, кажется, знает… Принимая виски, он вдруг неопределенно улыбается:
- Так вот что с тобой стало, Василиса. Жалкое зрелище.
Лия хотела вежливо поправить его и все-таки попросить уйти… но вдруг утратила самообладание. Ее тело двинулось само, против ее воли, что-то заставило ее облокотиться на стойку, приблизив свое лицо к лицу этого незнакомца. Кто-то вдруг заговорил ее голосом, который стал от этого тише и ниже:
- Не более жалкое, чем ты, дешевка. Я бы советовала тебе покинуть бар, пока я не выковыряла тебе что-нибудь еще.
Одноглазый хмыкнул.
- Вот оно что. Ну, мне все равно придется вернуться за тобой. Или ищи меня сама. Это и в твоих интересах, - он выжидательно скрестил руки на груди.
- У нас есть общие интересы? Смешно. Проваливай. При следующей встрече я убью тебя, клянусь.
- Не думаю. Выслушаешь. Но не сейчас и не здесь. Как насчет твоего места, завтра вечером? Думаю, ты не сможешь не прийти.
- Облезни.
На лице незнакомца появляется загадочная насмешливая улыбка, он молча встает и направляется к выходу. Лия замирает, все еще скованная той волей, что заставляет провожать его испепеляющим взглядом. Потом, спустя пару минут, с трудом берет себя в руки. Что это сейчас было? Никогда ведь такого не случалось! Она всегда сидела тихо вне дома! Что происходит?
Что происходит? Что, черт возьми, творится? Василиса мечется по темной квартире, обхватив себя за плечи, борясь с ознобом. Ее трясет. Голова разрывается, хоть кричи. Цепляясь за стены, она доползает до своей грязной уже раковины, замирает в ожидании очередного приступа рвоты, но выходит только кашель – хриплый, противный. В горле все еще стоит горький вкус желчи.
- Твою мать, - бормочет Василиса.
Ей плохо, как никогда. И страшно. Дрожь не проходит уже второй час. Рассвет еще нескоро, но все равно хочется задернуть шторы - спрятаться. И надеть что-нибудь. Куртку, осеннюю. Если этого не хватит, то еще и перчатки: руки мерзнут, пальцы не слушаются. Завернуться в одеяло. Залезть под стол. Закрыть глаза.
Закурить? – проносится в голове. Осталось еще с десяток этих сигар. Рука так и тянется к нижнему ящику стола, где спрятано самое драгоценное сокровище – хозяйкин портсигар…
Нельзя. Не тот случай. Пока еще ничего не ясно. Это всего лишь Тим, что он может? Да, они знали друг друга в войну. Да, он был ее другом… Да, они расстались не на самой оптимистической ноте… но это ведь не значит, что ему вдруг взбрело в голову поквитаться? Нет, он не стал бы рисковать, разыскивая другого слугу – иначе засветился бы сам, погиб. Всех слуг убивают. И, похоже, настала ее, Васина, очередь стать одной из Черных…
А может, Тим просто придумал какую-то авантюру? Может, за ним никто не стоит? Может, его получится проигнорировать?
Не получится, конечно. Пустые попытки успокоить себя. Он ее нашел. На работе нашел – найдет и дома. Найдет где угодно, если сегодня же не убежать. А бежать некуда: у нее на лбу написано – «фальшивые документы». Ее единственное укрытие, единственное место, которое казалось безопасным – раскрыто.
Выбора нет. Надо явиться на встречу! Без оружия, без хозяина. Она беспомощна, но должна прийти. Никуда она не денется. А если попробует – то, скорее всего, умрет!
- Ох ты ж бля, - тихо говорит Вася, закрыв глаза, чтобы выпустить вместе со словами все напряжение. Экспрессивное выражение помогает лишь на секунду. Она устала бояться, ей хочется сбежать. Но все это так же невозможно, как заснуть и, проснувшись, обнаружить, что ей снова десять лет и выбор еще не сделан.
Василиса медленно распрямляется и идет готовить. Надо успокоиться. Заесть стресс, и побыстрее. Вася сосредоточенно промывает рис, ставит жариться свинину – жирненько, вкусненько, а приправить – и вовсе сказка. От шипения масла, бурления кипящей воды и вкусного мясного запаха кухня ненадолго оживает, даря иллюзию безопасности. К тому же, плотный ночной ужин сейчас просто необходим – нет вреднее для здоровья и нет полезнее для нервов.
С тарелкой антидепрессанта Вася садится на подоконник, смотрит на улицу, стараясь дышать ровнее. Все те же дома, те же чумазые фабричные трубы, тот же дым, тот же снег и грязный от песка лед. Никаких глаз. Ни одного прицела, направленного на нее. Вася проводит пальцем по морозным узорам на стекле. Если ее уже нашли – бояться поздно. Доверься Неожиданности.
К рассвету Вася понимает, что почти смирилась с новой ситуацией, и начинает придумывать, чем бы вооружиться. На пояс наматывает леску, скрупулезно выбирает, какой из кухонных ножей вложить в сапог. В каждый карман засовывает по лезвию. Ну и что с того, что у нее больше нет хозяйки? На пару ударов ее хватит! Если уж придется умирать – не сдаваться же без боя! Она все-таки была одной из лучших, стыдно отдать жизнь так запросто.
Утро все же наступило. Дома тихо. Ну да что – это же дом для глухонемых. Никто здесь не заметит исчезновения одного из многочисленных бессловесных жильцов, - подумала Вася. Надо на всякий случай замести следы своего существования, да и Черных во дворе надо бы покормить. Она аккуратно собрала весь мусор в непрозрачный пакет, оделась, пошла выбрасывать, захватив подогретую миску молока и надев привычную маску Лии Головоноговой – девушки, на чье имя выписан Васин паспорт. Лия, бывшая поначалу лишь пустой оболочкой, постепенно обрела собственный характер, собственные привычки, собственную манеру разговора, собственную волю. Лия «просыпалась», как только вокруг появлялись люди, защищая Василису своей неприметностью и внешней безобидностью. Сама же Лия, разумеется, не умела шинковать овощи на весу, жонглировать ножами и мастерить взрывчатку в домашних условиях. Обе понимали, что нужны друг другу. Василиса считала Лию своей младшей сестрой, а Лия Васю – своей половинкой.
На улице минус двадцать восемь. Бодрит! Для Лии даже такое утро – доброе. Она аккуратно, подобрав полы длинного асфальтового цвета пальто, опускается на корточки у дверей подъезда и ставит миску на край порога. Цокает языком, подзывая Черных – один уже робко выглядывает из-за угла – смешной комочек темноты, так по-человечески моргающий двумя серебристыми огоньками. Лия не вдавалась в подробности, но точно знала, что никто из знакомых их не видит. А еще – что Черные – хорошие. Вон какой симпатичный! И так мило ходит вокруг миски – смотреть бы и смотреть. Вот только смущаются они, мешать им есть не стоит.
Уткнувшись носом в плотный шарф, Лия вприпрыжку бежит к мусорному контейнеру. Чтобы обойти участок с гололедом, приходится огибать гаражами… Обычно здесь тихо, но сегодня – какие-то неясные звуки суеты. Гопники? В девять утра? Непохоже… Хотя откуда тогда здесь все время берутся неприличные надписи? Лия подумала – и решила, что проще будет быстро пройти, не замедляясь и не оглядываясь. Главное правило – не встречаться глазами. Лия уже давно стала в этом деле специалистом, так что проблем быть не должно.
Быстро шагая по тропинке в сугробах и отвернув лицо от потасовки, Лия почти уже прошла неприятный участок… Но на крик она не смогла не оглянуться. Женский… нет, детский голос, голос напуганной девочки. Страшно. Надо помочь… а вдруг – ее тоже схватят? Опасно же!
Не глупи. Посмотри на них. Подбеги сзади, ударь в затылок, оглуши пакетом, высыпь на них мусор! Ты можешь! Или оставишь ребенка вот так?
Нет, Лия не может. Решительно не может: страшно, до боли в животе. Только себя вмешательством погубит, и девочке хуже сделает. Едва замедлившись, скорее от сковавшего движения напряжения, она заставляет себя пройти мимо, слегка покосившись на три фигуры в цветных спортивных куртках вокруг одного низенького, в старой искусственной шубке с платком на голове.
- Что уставилась? – пробасил кто-то.
- Н-ничего! – протараторила Лия и попыталась ускориться.
- Вот и дуй дальше, шалава.
Ша-ла-ва?..
Тот период, когда Вася остановилась бы и перед дракой долго заставляла бы обидчика взять свои слова назад, закончился у нее лет в семнадцать. А сейчас она, не говоря ни слова, подошла и просто сбила его с ног подсечкой, а потом оттолкнула в сторону его товарищей. Увернувшись от ножа второго, швырнула ему в лицо мусорный пакет и коротко ударила в солнечное сплетение – благо, эти жаркие парни носят тонкие куртки. Третий, со страшным щербатым оскалом, хотел было защититься девочкой, да зря нагнулся – теперь Вася вполне могла достать его лицо носком сапога, хоть и в прыжке. До свидания.
Тут же, доверившись автопилоту, Вася протянула девочке руку и предложила:
- Побежали?
Девочка слегка кивнула – пуховый платок на голове едва качнулся – и вцепилась в ее варежку побелевшими на морозе пальчиками. Через миг, подхватив спасенную на закорки, Василиса уже бежала. Они петляли в узких переулках, потом влетели в первый незакрытый подъезд высотки. Убедившись, что слежки нет, Вася позволила себе отпустить ношу и отдышаться.
- Наверх, - скомандовала она.
Выбрав удобную точку для наблюдения, Василиса долго смотрела, как гопники, пошатываясь, кружат по окрестным дворам, пока не начали, явно отчаявшись найти беглянок, кому-то звонить. Судя по выражению лиц, они ругались бранью. Успокоившейся было Васе в виски снова ударил адреналин: ну и что она натворила, поддавшись своим идиотским инстинктам? На что ей Лия-то дана? Очевидно, чтобы защищать от таких вот ситуаций!
Теперь до Васи начало медленно доходить, что девочка все это время стояла не шелохнувшись. Как будто у нее-то все как раз идет по плану. Вася развернулась к ней – медленно, осторожно, уже готовая увидеть вместо детского личика чешуйчатую морду с фасеточными глазами, а в руках-щупальцах – нож мясника.
Нет, не нож – в протянутой руке конверт. Да и нижнюю часть лица видно – вполне себе человеческая. Разве что кожа бледновата.
- Ты ведь Василиса? – спрашивает чуть хрипловатый тонкий голосок. Отчего-то он звучит жутковато. Интонация – в ней ни грамма детскости.
Вася молчит, судорожно решая, как поступить. Убить – это всегда успеется, нельзя вот так сразу. Но что-то подсказывает ей, что точка невозвращения уже здесь. Возьмет конверт – и ничего уже нельзя будет изменить. И тут девочка окончательно развеивает все сомнения:
- Прости, что доставила столько неприятностей. Не дошла до тебя буквально квартал, когда меня поймали. Меня зовут Алиска, я от Шурочки.
Рука, словно повинуясь чьей-то воле, сама тянется к конверту. Замерзшие пальцы нервно разрывают коричневую оберточную бумагу, расправляют на подоконнике многократно сложенный листок в клеточку. Поначалу сознание наотрез отказывается видеть в мельтешащих буквах смысл, но с третьего раза Василисе все же удается прочитать письмо. И в тот же миг она чувствует очередной приступ тошноты.
Должок!
Пррошу!
Очень секретная книга о русских профессиях, написанная на сугубо местном жаргоне
0, 00°
Прощальный блюз дяди Шурика
Прощальный блюз дяди Шурика
читать дальше
Тебя не видеть. Это ли не счастье?
Одностишье неизвестного автора
Одностишье неизвестного автора
- А знаешь, что в жизни самое главное? – спросил дядя Шурик, благоговейно выпустив колечко дыма.
Несоразмерно большая трубка весело дымится, комнату заполняет удушливый запах дешевого табака. Хочется кашлянуть. На полную громкость играет песня Армстронга.
Василиса с трудом подавила рефлекс поморщиться: знаем мы эти разговоры после пяти рюмок! Сейчас старик ждет от нее банального ответа, а когда получит – возразит еще большей банальщиной и таким образом раскроет смысл бытия, а заодно напомнит своей «ученице» о ничтожности ее мышления. Единственное спасение – сразу признать эту ничтожность.
Василиса развела руками и смущенно сказала:
- Не знаю… Что же?
Дядя Шурик снова затянулся и вместе с дымом выдохнул:
- Неожиданность.
- Ась?..
Вася часто заморгала. Дядя Шурик был безмятежен. В его душе царила абсолютная гармония, взгляд был ясен и светел. С минуту он любовался растерянным лицом своей питомицы, потом покачал головой, видно, не обнаружив в нем признаков работы мысли.
Конечно! Какая тут работа мысли! Перетерпеть бы этот разговор! Сконцентрироваться, не выпустить наружу усталость и раздражение, отвлечься мыслями о мандаринах – все пройдет спокойно. Но что-то явно не так: в глазах дяди Шурика появляется необычное, хитрое выражение. Усмехнувшись и выпустив дым через ноздри, старик продолжает монолог:
- Да, неожиданность. Люди называют это Роком, Фатумом, Судьбой… но это все брехня. Неожиданность – она и есть неожиданность. Знала ли ты, Василиса, когда лежала на берегу реки, израненная и без сознания, что найдешь приют здесь?
«Конечно, не знала! Я же была без сознания!» - как это просится на язык… Но Вася в очередной раз сдерживается, смущенно пожимает плечами.
- Во-от. Человек – раб случая. Случай спас тебя, случай привел меня. А ведь именно здесь ты нашла приют. Чем не неожиданность? Могла ли ты подумать, что станешь ремонтником?
Василиса не могла. Только с болью вспомнила, как, переступая через гордость, читала полезные советы по белению потолка, укладке плитки и прочему в гениальном пособии «Ремонт при ограниченном бюджете и интеллекте».
Дядя Шурик становился тем временем все благостнее.
- Сколько ты уже здесь, год?
- Год и два месяца, если быть точной.
- Да-а, - дядя Шурик с наслаждением затягивается. – Долго. Пора и честь знать.
Вася не поверила собственным ушам – сидела и хлопала глазами.
- А что? – саркастически ухмыльнулся дядя Шурик. – Обои поклеены, пололок тоже худо-бедно починила. Двери-окна покрасила, пол общими усилиями уложили… Свою полезность здесь ты исчерпала!
Вот так здрасьте! Выкидывают! Средь бела дня! А куда пойти найденышу?.. Вася сжалась на стуле, лицо ее непроизвольно передернулось.
- Ну-ну. Ты же хочешь вернуться в город? К тому же, я тебя не бросаю, – улыбка у дяди Шурика приобрела какой-то иронично-загадочный оттенок, он вынул из-под стула какой-то пухлый конверт и почти торжественно положил его на стол. – Здесь – твоя новая жизнь. Новое имя, новые документы. Жилье, работа. И подъемные, куда ж без них. Всем можешь пользоваться, как пожелаешь. Отныне эта жизнь – твоя!
Василиса недоверчиво посмотрела на своего покровителя – он благодушен и невозмутим. Медленно, не сводя с него глаз, потянулась к конверту – осторожно, без резких движений, почти уже коснулась…
БАЦ! И на заветный конверт падает заскорузлая лапища – даже воздух вздрогнул.
Чисто дядешуриковский жест. Василиса, хоть и привыкшая к подобному, все равно инстинктивно отпрянула, вопросительно глядя на «благодетеля».
- Ты же не думаешь, что это все бесплатно? – сахарным голосом пропел дядя Шурик.
Василиса вспыхнула, поджала губы.
- Разве ремонт это не покрывает? – настороженно спросила она.
Дядя Шурик в ответ откровенно расхохотался. Отдышавшись, смахнув слезы, все еще продолжая мелко вздрагивать, заговорил, помахивая конвертом:
- Твой-то молдаванский ремонт? Окстись, душа моя. Это даже того, что ты проела, не покроет. Но расплатиться ты сможешь после. Просто знай, что однажды придется оказать мне какую-нибудь небольшую услугу. Не знаю пока, когда и какую. Всего одну – и мы в расчете. Ну как, согласна?
Конверт проплыл у Василисы перед глазами – соблазнительный и опасный, как запретный плод. Вася даже могла различить (хотя скорее вообразить) мягкий шорох купюр, тихий мелодичный звон ключей, шелест писем людям, к которым она обратится в городе… так звучит новая жизнь!
Василиса сглотнула, сжала кулаки. Ну, решайся! Неужто ты не сможешь отдать этот долг? А что еще тебе остается, в конце концов? Прозябать в деревне, питаясь подножным кормом, воюя с колорадским жуком и продолжая красить потолки?..
- Непохоже, чтобы у меня был выбор, - протянула Василиса и выдохнула: – Я согласна.
Дядя Шурик самодовольно усмехнулся и, изобразив конвертом порхающее движение, вложил его Васе в руки – конверт оказался плотным, тяжелым, ощущать его вес в руках было невыразимо приятно.
- Дядя Шурик, - начала Вася.
- Говорю же – Шурочка! – поправил дядя Шурик.
Вася поморщилась, но продолжила:
- А сколько у вас… таких вот должников?
Снова в лицо Васе повеяло дымом. Дядя Шурик уселся поудобнее, закинул ноги на стол, демонстрируя стертые подошвы сандалией, в очередной раз затянулся. Армстронг продолжает хрипеть в колонках старого проигрывателя. Эффектная пауза, нечего сказать… А затем, насладившись зрелищем подрагивающих бровей и уголков рта своей питомицы, Шурочка многозначительно изрек:
- Толпа.
0,01°
Алиска
Алиска
Если за тобой и правда следят, это уже не паранойя.
Надпись на футболке
Надпись на футболке
Таня обворожительно улыбается, демонстрируя идеально ровные белые зубы, подмигивает и эффектно подбрасывает бутылку шотландского виски за три тысячи. Бутылка совершает математически красивое сальто и возвращается в Танину руку, чтобы быть лихим движением откупоренной и разливать золотистый напиток в запотевшие стаканы со льдом. Посетители не могут отвести завороженных взглядов от Таниных ловких движений. Уж кто-кто, а она умеет держать внимание.
Лия любуется, протирая стакан. Когда она пробовала повторить все эти финты, результат выходил удручающим. Лия уже начинала подумывать обратиться к врачу по поводу нарушения координации движений. Где бы только денег взять на лечение? Прямо замкнутый круг.
Здесь, в баре под загадочным названием «Понедельник», все равно платят ровно столько, чтобы работник жил – и ни копейкой больше. Да и репутация у заведения не та, чтобы потом было легко найти новую работу.
Пока Лия печально вздыхала, Таня уже перешла к какой-то полупьяной девице, собирающейся на спор выпить десять шотов текилы. Бармен не должен вмешиваться в дела гостей, Таня хладнокровна. Но после третьей рюмки, глядя на остекленевшие глаза девушки и ее размашистые жесты, наливать отказывается, а всех, кто сделал ставку или просто хочет поглазеть, как спорщица напьется до бессознательного состояния, игнорирует.
Лия продолжает восхищенно наблюдать за ней. У Тани все доведено до совершенства: идеальные точные движения, бархатный голос, гладкие и прямые рыжие волосы, красиво отливающие золотом в тусклом свете бара, неброский, очень грамотный макияж, приветливая улыбка. Что может противопоставить Лия? Никому не нужный рост метр восемьдесят? Умение правильно падать? Самое громкое на районе чихание? Лии очень обидно. Она безумно хочет стать хорошим барменом.
- Лия, чтоб тебя! – доносится откуда-то издалека.
Горе-барменша откликается не сразу, лишь спустя секунду соображает, что надо бы оглянуться – за спиной стоит хозяин, лицо его исполнено праведного гнева.
- Подойди уже к человеку! – яростно, но тихо процеживает он, указывая на дальний край стойки, где сидит какой-то непонятный человек в шляпе. «А ведь он тут уже, наверно, минут десять без внимания», - с ужасом осознала Лия. – «А я и не замечала!». Ошеломленная собственной мыслью, девушка всплеснула руками, забыв о стакане, который только что протирала. На мгновение задержавшись в воздухе, стакан полетел вниз. Лия успела только ойкнуть…
… и вот она уже сидит на полу в какой-то позе явно из какой-то тайной йоги – с акробатически выброшенной в сторону ногой, опираясь на правое колено, носок левого ботинка и левую ладонь, Лия почти распластана на полу, а в вытянутой правой руке у нее тот самый стакан, недавно выскользнувший из пальцев. Сердцебиение ее постепенно успокаивается, но кровь все еще пульсирует в ушах. Лия расслабляет лицо, заметив, что на нем отпечаталось непонятное ожесточение, и медленно поднимает глаза: Хозяин замер с открытым ртом, не решаясь высказать в приличном месте все, что думает, Таня снисходительно хихикает: обошлось же. Лия к таким чудесам уже привыкла, поэтому только торопливо извиняется и клянется, что это больше не повторится. Она искренне верит своему обещанию: она ведь будет стараться! Вот прямо сейчас.
Лия буквально подскакивает к клиенту, бодро, едва сохраняя столь необходимую мягкость голоса, произносит:
- Здравствуйте. Что будете пить?
- Виски, пожалуйста, - произносит низкий голос из-под надвинутой на глаза шляпы.
- Сию минуту! – привычно отзывается Лия и тут же спохватывается: - Эмм… У нас в головном уборе нельзя…
Клиент отрицательно качает головой.
- Сделайте, пожалуйста, для меня исключение.
Казалось бы: что проще? Вряд ли сейчас кого-то возмутят его манеры. Но Лия принципиальна: правила надо соблюдать! Правила – они не просто так!
- Извините, но исключений мы не делаем, - строго сказала девушка, старательно выпрямляя спину.
Секунду клиент молчит. Потом удрученно вздыхает.
- Это уже даже не смешно. Неужели без этого ты меня не узнаешь?
Его рука медленно, устало тянется к шляпе – Лия замечает сеть тонких бледных шрамов на кисти и бледных пальцах и чувствует непонятный холодок в спине. Когда же незнакомец показывает свое лицо, Лии вовсе становится дурно: его правый глаз закрыт черной повязкой. Как в кино.
Нет, не как в кино. Как на войне!
Странное ощущение. Лия чувствует, что ее привычная улыбка исчезла и никак не хочет возвращаться. Кто этот человек? Почему от его вида немеют колени? И почему так хочется с размаху залепить ему пощечину и обругать последними словами?
- Ну что, освежила память, Котовасина? – с презрительной усмешкой интересуется клиент.
Что за бред? Это даже на безумие пьяных не похоже. Это все потому, что Лия выглядит слабой, вот ее и выбирают жертвой всякие жуткие маньяки! Надо быть тверже!
- Нет, - холодно отвечает Лия. – И фамилия у меня – Головоногова.
На секунду лицо незнакомца становится таким растерянным, что Лии его почти жалко. Озадаченность сменятся полным непониманием, непонимание – смущением. Он ошибся, он видит ее впервые. Ну, с кем не бывает. Лия разводит руками.
- Простите, - бормочет клиент.
- Сейчас принесу виски, - отзывается Лия.
Она наливает его не так, как Таня: Лия никогда не подбрасывает бутылки, не делает опасных лишних движений. Просто берет бутылку, берет рольф – и наливает – осторожно, медленно, сосредоточенно. И, конечно, она ни за что не отправит стакан ехать по гладкой поверхности стойки! Никогда.
Клиент наблюдает. Не так, как наблюдают за Таней, - он напряженно рассматривает ее руки, ее некрасивые, в старых шрамах, пальцы. Лии не по себе: она не может сказать, откуда у нее все это. А какой-то незнакомый и заранее неприятный человек с необъяснимо похожими шрамами, кажется, знает… Принимая виски, он вдруг неопределенно улыбается:
- Так вот что с тобой стало, Василиса. Жалкое зрелище.
Лия хотела вежливо поправить его и все-таки попросить уйти… но вдруг утратила самообладание. Ее тело двинулось само, против ее воли, что-то заставило ее облокотиться на стойку, приблизив свое лицо к лицу этого незнакомца. Кто-то вдруг заговорил ее голосом, который стал от этого тише и ниже:
- Не более жалкое, чем ты, дешевка. Я бы советовала тебе покинуть бар, пока я не выковыряла тебе что-нибудь еще.
Одноглазый хмыкнул.
- Вот оно что. Ну, мне все равно придется вернуться за тобой. Или ищи меня сама. Это и в твоих интересах, - он выжидательно скрестил руки на груди.
- У нас есть общие интересы? Смешно. Проваливай. При следующей встрече я убью тебя, клянусь.
- Не думаю. Выслушаешь. Но не сейчас и не здесь. Как насчет твоего места, завтра вечером? Думаю, ты не сможешь не прийти.
- Облезни.
На лице незнакомца появляется загадочная насмешливая улыбка, он молча встает и направляется к выходу. Лия замирает, все еще скованная той волей, что заставляет провожать его испепеляющим взглядом. Потом, спустя пару минут, с трудом берет себя в руки. Что это сейчас было? Никогда ведь такого не случалось! Она всегда сидела тихо вне дома! Что происходит?
Что происходит? Что, черт возьми, творится? Василиса мечется по темной квартире, обхватив себя за плечи, борясь с ознобом. Ее трясет. Голова разрывается, хоть кричи. Цепляясь за стены, она доползает до своей грязной уже раковины, замирает в ожидании очередного приступа рвоты, но выходит только кашель – хриплый, противный. В горле все еще стоит горький вкус желчи.
- Твою мать, - бормочет Василиса.
Ей плохо, как никогда. И страшно. Дрожь не проходит уже второй час. Рассвет еще нескоро, но все равно хочется задернуть шторы - спрятаться. И надеть что-нибудь. Куртку, осеннюю. Если этого не хватит, то еще и перчатки: руки мерзнут, пальцы не слушаются. Завернуться в одеяло. Залезть под стол. Закрыть глаза.
Закурить? – проносится в голове. Осталось еще с десяток этих сигар. Рука так и тянется к нижнему ящику стола, где спрятано самое драгоценное сокровище – хозяйкин портсигар…
Нельзя. Не тот случай. Пока еще ничего не ясно. Это всего лишь Тим, что он может? Да, они знали друг друга в войну. Да, он был ее другом… Да, они расстались не на самой оптимистической ноте… но это ведь не значит, что ему вдруг взбрело в голову поквитаться? Нет, он не стал бы рисковать, разыскивая другого слугу – иначе засветился бы сам, погиб. Всех слуг убивают. И, похоже, настала ее, Васина, очередь стать одной из Черных…
А может, Тим просто придумал какую-то авантюру? Может, за ним никто не стоит? Может, его получится проигнорировать?
Не получится, конечно. Пустые попытки успокоить себя. Он ее нашел. На работе нашел – найдет и дома. Найдет где угодно, если сегодня же не убежать. А бежать некуда: у нее на лбу написано – «фальшивые документы». Ее единственное укрытие, единственное место, которое казалось безопасным – раскрыто.
Выбора нет. Надо явиться на встречу! Без оружия, без хозяина. Она беспомощна, но должна прийти. Никуда она не денется. А если попробует – то, скорее всего, умрет!
- Ох ты ж бля, - тихо говорит Вася, закрыв глаза, чтобы выпустить вместе со словами все напряжение. Экспрессивное выражение помогает лишь на секунду. Она устала бояться, ей хочется сбежать. Но все это так же невозможно, как заснуть и, проснувшись, обнаружить, что ей снова десять лет и выбор еще не сделан.
Василиса медленно распрямляется и идет готовить. Надо успокоиться. Заесть стресс, и побыстрее. Вася сосредоточенно промывает рис, ставит жариться свинину – жирненько, вкусненько, а приправить – и вовсе сказка. От шипения масла, бурления кипящей воды и вкусного мясного запаха кухня ненадолго оживает, даря иллюзию безопасности. К тому же, плотный ночной ужин сейчас просто необходим – нет вреднее для здоровья и нет полезнее для нервов.
С тарелкой антидепрессанта Вася садится на подоконник, смотрит на улицу, стараясь дышать ровнее. Все те же дома, те же чумазые фабричные трубы, тот же дым, тот же снег и грязный от песка лед. Никаких глаз. Ни одного прицела, направленного на нее. Вася проводит пальцем по морозным узорам на стекле. Если ее уже нашли – бояться поздно. Доверься Неожиданности.
К рассвету Вася понимает, что почти смирилась с новой ситуацией, и начинает придумывать, чем бы вооружиться. На пояс наматывает леску, скрупулезно выбирает, какой из кухонных ножей вложить в сапог. В каждый карман засовывает по лезвию. Ну и что с того, что у нее больше нет хозяйки? На пару ударов ее хватит! Если уж придется умирать – не сдаваться же без боя! Она все-таки была одной из лучших, стыдно отдать жизнь так запросто.
Утро все же наступило. Дома тихо. Ну да что – это же дом для глухонемых. Никто здесь не заметит исчезновения одного из многочисленных бессловесных жильцов, - подумала Вася. Надо на всякий случай замести следы своего существования, да и Черных во дворе надо бы покормить. Она аккуратно собрала весь мусор в непрозрачный пакет, оделась, пошла выбрасывать, захватив подогретую миску молока и надев привычную маску Лии Головоноговой – девушки, на чье имя выписан Васин паспорт. Лия, бывшая поначалу лишь пустой оболочкой, постепенно обрела собственный характер, собственные привычки, собственную манеру разговора, собственную волю. Лия «просыпалась», как только вокруг появлялись люди, защищая Василису своей неприметностью и внешней безобидностью. Сама же Лия, разумеется, не умела шинковать овощи на весу, жонглировать ножами и мастерить взрывчатку в домашних условиях. Обе понимали, что нужны друг другу. Василиса считала Лию своей младшей сестрой, а Лия Васю – своей половинкой.
На улице минус двадцать восемь. Бодрит! Для Лии даже такое утро – доброе. Она аккуратно, подобрав полы длинного асфальтового цвета пальто, опускается на корточки у дверей подъезда и ставит миску на край порога. Цокает языком, подзывая Черных – один уже робко выглядывает из-за угла – смешной комочек темноты, так по-человечески моргающий двумя серебристыми огоньками. Лия не вдавалась в подробности, но точно знала, что никто из знакомых их не видит. А еще – что Черные – хорошие. Вон какой симпатичный! И так мило ходит вокруг миски – смотреть бы и смотреть. Вот только смущаются они, мешать им есть не стоит.
Уткнувшись носом в плотный шарф, Лия вприпрыжку бежит к мусорному контейнеру. Чтобы обойти участок с гололедом, приходится огибать гаражами… Обычно здесь тихо, но сегодня – какие-то неясные звуки суеты. Гопники? В девять утра? Непохоже… Хотя откуда тогда здесь все время берутся неприличные надписи? Лия подумала – и решила, что проще будет быстро пройти, не замедляясь и не оглядываясь. Главное правило – не встречаться глазами. Лия уже давно стала в этом деле специалистом, так что проблем быть не должно.
Быстро шагая по тропинке в сугробах и отвернув лицо от потасовки, Лия почти уже прошла неприятный участок… Но на крик она не смогла не оглянуться. Женский… нет, детский голос, голос напуганной девочки. Страшно. Надо помочь… а вдруг – ее тоже схватят? Опасно же!
Не глупи. Посмотри на них. Подбеги сзади, ударь в затылок, оглуши пакетом, высыпь на них мусор! Ты можешь! Или оставишь ребенка вот так?
Нет, Лия не может. Решительно не может: страшно, до боли в животе. Только себя вмешательством погубит, и девочке хуже сделает. Едва замедлившись, скорее от сковавшего движения напряжения, она заставляет себя пройти мимо, слегка покосившись на три фигуры в цветных спортивных куртках вокруг одного низенького, в старой искусственной шубке с платком на голове.
- Что уставилась? – пробасил кто-то.
- Н-ничего! – протараторила Лия и попыталась ускориться.
- Вот и дуй дальше, шалава.
Ша-ла-ва?..
Тот период, когда Вася остановилась бы и перед дракой долго заставляла бы обидчика взять свои слова назад, закончился у нее лет в семнадцать. А сейчас она, не говоря ни слова, подошла и просто сбила его с ног подсечкой, а потом оттолкнула в сторону его товарищей. Увернувшись от ножа второго, швырнула ему в лицо мусорный пакет и коротко ударила в солнечное сплетение – благо, эти жаркие парни носят тонкие куртки. Третий, со страшным щербатым оскалом, хотел было защититься девочкой, да зря нагнулся – теперь Вася вполне могла достать его лицо носком сапога, хоть и в прыжке. До свидания.
Тут же, доверившись автопилоту, Вася протянула девочке руку и предложила:
- Побежали?
Девочка слегка кивнула – пуховый платок на голове едва качнулся – и вцепилась в ее варежку побелевшими на морозе пальчиками. Через миг, подхватив спасенную на закорки, Василиса уже бежала. Они петляли в узких переулках, потом влетели в первый незакрытый подъезд высотки. Убедившись, что слежки нет, Вася позволила себе отпустить ношу и отдышаться.
- Наверх, - скомандовала она.
Выбрав удобную точку для наблюдения, Василиса долго смотрела, как гопники, пошатываясь, кружат по окрестным дворам, пока не начали, явно отчаявшись найти беглянок, кому-то звонить. Судя по выражению лиц, они ругались бранью. Успокоившейся было Васе в виски снова ударил адреналин: ну и что она натворила, поддавшись своим идиотским инстинктам? На что ей Лия-то дана? Очевидно, чтобы защищать от таких вот ситуаций!
Теперь до Васи начало медленно доходить, что девочка все это время стояла не шелохнувшись. Как будто у нее-то все как раз идет по плану. Вася развернулась к ней – медленно, осторожно, уже готовая увидеть вместо детского личика чешуйчатую морду с фасеточными глазами, а в руках-щупальцах – нож мясника.
Нет, не нож – в протянутой руке конверт. Да и нижнюю часть лица видно – вполне себе человеческая. Разве что кожа бледновата.
- Ты ведь Василиса? – спрашивает чуть хрипловатый тонкий голосок. Отчего-то он звучит жутковато. Интонация – в ней ни грамма детскости.
Вася молчит, судорожно решая, как поступить. Убить – это всегда успеется, нельзя вот так сразу. Но что-то подсказывает ей, что точка невозвращения уже здесь. Возьмет конверт – и ничего уже нельзя будет изменить. И тут девочка окончательно развеивает все сомнения:
- Прости, что доставила столько неприятностей. Не дошла до тебя буквально квартал, когда меня поймали. Меня зовут Алиска, я от Шурочки.
Рука, словно повинуясь чьей-то воле, сама тянется к конверту. Замерзшие пальцы нервно разрывают коричневую оберточную бумагу, расправляют на подоконнике многократно сложенный листок в клеточку. Поначалу сознание наотрез отказывается видеть в мельтешащих буквах смысл, но с третьего раза Василисе все же удается прочитать письмо. И в тот же миг она чувствует очередной приступ тошноты.
Должок!
@темы: Пробы пера
Продолжению быть! не зря же я столько вопросов сразу закинула!))
История Шурочки и его идиотов-должников продолжается!