О чем бы предупредить в этот раз?.. О том, что романтика всегда давалась мне туговато? Или что из-за болезни я часто промахивалась мимо клавиш? Думаю, при прочтении следует помнить и о том, и о другом.
Ах, да. С Обоснуем я завязала. То, что в итоге написалось, обошлось бы и без всех этих конфузных вопросов!

Эпиграф!

Он так молчит, что хочется раздеться...
Одностишье неизвестного автора

Брутальная сказка #11
Народные рецепты психологической разрядки

узнать эти рецептыСумерки в очередной раз удивила: предложила на время переехать в коттедж Неба, чтобы не стеснять дурдомовок. Ночь сопротивляться не стал: решение было вполне разумным – хорошо жить относительно независимо, особенно когда планы меняются по нескольку раз на дню!
Сначала обрадовал компромат на Сивалдайкина, который каким-то чудом выкопал Нехороший. Уже на следующий день приехала и Кира – с новыми данными и озабоченной миной.
- Я уже говорила… но повторю. Мне это не нравится, - предупредила она, неохотно протягивая Ночи новенькую черную папку.
Ночь хотел бы ответить. Сказал бы: «Отнюдь», или «Все относительно». А пришлось только пожать плечами, да благодарность выразить кивком.
- Осторожнее, - попросила Кира. – Я же знаю ваши методы…
- В этот раз все будет лучше, - бодро заверила Сумерки, зачем-то похлопав Киру по плечу. Она возникла из ниоткуда и буквально излучала энергию.
На лице у нее лихорадочный румянец, движения резкие и немного дерганные. Она распалена охотой, изучает жертву с азартом хищника, строит планы, просчитывает возможности. А еще теперь она не снимает напульсники. Видимо, это станет теперь непременным элементом ее имиджа, как высокие воротники. А ведь шрамы, полученные на работе, она и не думала прятать…
Ночи хочется поговорить с ней, хоть как-то ее успокоить. Хотя Сумерки наверняка до сих пор уверена, что он ничего не знает. А ведь у нее даже кровоподтек на плече толком не сошел. Что она теперь думает? И, что важнее, - чем? Все ее безумие можно объяснить очень просто: она хочет найти Блондинку, достать его хоть из могилы. И вряд ли задумывается о том, что будет делать, когда эта цель будет достигнута. Такое состояние долго не держится. Гиперактивность обязательно вскоре сойдет на нет. И что с ней станет? Впадет в депрессию, будет лежать безвольным трупом, как День в то последнее утро, что они виделись?
Даже вспоминать жутко. Он, конечно, бывал всяким – мог на всех бросаться, мог без стеснения лить слезы, но впервые он превратился в аморфный мешок мяса. Когда Ночь, уже, в общем-то, догадываясь, все же спросил, в чем дело, он безучастным голосом рассказал о том, что случилось.
- А знаешь, - пробормотал он, в отупении разглядывая запекшуюся кровь на своих пальцах, - это, кажется, конец. Я видел ее глаза. Думаю, видеть меня она уже не захочет. Никогда.
- Дебил! – не сдержался Ночь. – Никакой это не конец! Если ты, идиот и ничтожная личность, извинишься. И что-то сделаешь! Кроме того, что уже натворил, конечно.
- А зачем? Вон ей как с этим, килограмм сахара на сто грамм вещества, хорошо. К кому, думаешь, она побежала? – День начал истерически хихикать.
Ночь разумного ответа тогда не нашел, брякнул первое, что пришло в голову:
- К лучшему психотерапевту на деревне она побежала!
День только расхохотался, махнул рукой.
Интересно, что думала сама Сумерки? По ней никогда не скажешь, чем на этот раз продиктовано то или иное решение. Если она пришла к этому умом – все в порядке. Но если ее туда просто потянуло – тогда все усложняется, намного. Ведь тогда, даже если День вернется, – что ждет их команду? Той легкости, что была раньше, не будет никогда. Ничего уже не будет как раньше. Перемены не сулят ничего хорошего: эти двое никогда уже не будут той парочкой придурков, неспособных поделить куриную ножку и горланящих безумные песни ночами. А если они вообще захотят разойтись? Для Ночи ведь дороги оба: День – его старый товарищ, едва не брат родной, столько времени провели они вместе – потерять его никак нельзя. Но и Сумерки за эти два года стала слишком близка, Ночь ловил себя на почти отеческих чувствах. Особенно когда она требовала учить ее всему подряд и напрашивалась на любую работу. Перед выбором вставать не хотелось, команду надо удержать любой ценой. А основным препятствием могут стать… правильно, близнецы.

Ночь стоит в дверях, кивая в ответ на наставления Киры, а мысли уже о другом. Он все косится на дальний угол двора, где Сон перемещается в каком-то неспешном танце с метлой. Он сейчас похож на побитого кота – с повязкой на голове, не до конца скрывающей обожженную кожу, с обгоревшими кончиками волос, с безвольно висящей рукой в гипсе. И несмотря на все это – энтузиазма в нем через край. Он сразу же притерся помогать, взяв на себя поиски Кривова: сперва сидел на телефоне, обзванивая все свои «каналы», разговаривая с каждым из них новым голосом, потом бегал по городу – то в строгом костюме с иголочки, то в трениках и остроносых ботинках, гордо неся под мышкой борсетку, то в привычном неброском образе среднестатистического спешащего студента. Теперь, собрав все сплетни и скрупулезно выписав их в какой-то особой системе, отдыхает – подметает дорожки. Работает вяло, левой-то рукой, но по-прежнему пребывает в отличном расположении духа. И – самозабвенно поет нечто совершенно ужасающее:
Безобразная Эльза, королева флирта,
C банкой чистого спирта я спешу к тебе.
Нам по двадцать семь лет, но всё что было
Не смыть ни водкой, ни мылом с наших душ.
Ведь мы живём для того,
Чтобы завтра сдохнуть!
Мы живём для того,
Чтобы завтра сдохнуть!
Най-на-на най-на-на най-на-на…
Голоса – нет. Слуха, судя по безмятежной улыбке и отрешенному взгляду, тоже. Воспитание заставляет сдерживаться, и Ночь тихо-тихо, в самой глубине сознания, мечтает заткнуть уши и молится о большом кирпиче Нехорошему на голову. Таком же тяжелом, как медведь, наступивший ему на ухо.
- Беда, - мрачно констатирует Сумерки, толкая Киру локтем в поисках поддержки. Кира скорбно кивает.
- Имею право! – тут же реагирует Сон, не прекращая двигаться в такт своей безумной мелодии и произнося все слова нараспев. – Пение – отличная терапия против нервного напряжения, помогает расслабиться на раз. Вам бы тоже не помешало. К тому же, мы тут не на сцене: отсутствие таланта – не повод затыкать человеку рот.
- Точно… рот заткнуть, - пробормотала под нос Сумерки, демонстративно ища глазами подходящий предмет.
Сон наконец-то соизволил остановиться и повернуться лицом к присутствующим.
- Безобразие. Сегодня – рот заткнуть. А завтра? Плеткой высечь? К кровати приковать? На дыбе вытягивать? Норвежской разведке сдать?..
Сумерки сардонически усмехнулась, в раздумьях накручивая прядь волос на палец.
- Позволь подумать. Все так заманчиво, что я прямо теряюсь…
Киру их диалог откровенно нервировал: пальцы девушки все сильнее сжимались на черной кожаной папке. Потеряв остатки терпения, она громко откашлялась.
- Может, хватит? Что за флирт на работе?
Сумерки и Сон уставились на нее в недоумении.
- Какой флирт?
- Какая работа?
От их хорового ответа Ночи стало совсем тошно. Кира выразительно закатывает глаза, трет виски. Сумерки, сообразив, в чем дело, заливается краской и корчит обиженную гримасу, бормоча невнятные ругательства. Сон хихикает под нос:
- Сумерки, не принимай на свой счет! Ответ сам напрашивался, удержаться было невозможно. Кира, не напрягайся. Это и есть нормальное человеческое общение. Впрочем… в твоих масштабах – флирт, да…
- Да хватит уже! – раздражается Кира. – Скажу я, скажу.
Она отходит на шаг, поправляет воротник черной рубашки, приглаживает волосы, набирает воздуха… Ночь в недоумении наблюдает за ее приготовлениями к решительному шагу. Сумерки смотрит ей в рот с опаской, поглядывая на Нехорошего. Тот улыбается от уха до уха, предвкушая огласку новости.
- Я выхожу замуж, - выдыхает наконец Кира.
Секунду все молчат, только ветер в листве шумит. Сон жмурится от удовольствия, рассматривая вытянувшиеся лица Ночи и Сумерек.
- Да для карьеры это, для карьеры, - устало поясняет Кира. – Он вообще не русский, орден во Франции. Он здесь наблюдателем уже больше года. Брак… укрепит наш с ним статус. А потом мы вместе уедем в страну мыслителей, просветителей… и готических замков! – на последней фразе девушка не сдержала восторга, прижав руки к груди и приподнявшись на носочках.
Ночь осознавал. Сумерки долго шарила взглядом по окружающим предметам, а потом, видимо, вспомнила о своей новой роли безбашенного неунывающего лидера.
- Пригласишь на свадьбу? – запальчиво попросила она.
Кира в ответ ехидно усмехнулась.
- А вы на нее в костюмах зайцев пойдете? Это все же Орден.
- А пригласи еще и меня – и их никто не заметит, - предложил Сон.
- Обойдетесь! – отмахнулась Кира.
Сон откровенно расхохотался:
- Смотри, Кира. С мужем придется стать мягче! Где-то нужно и мыши испугаться, где-то дурочкой притвориться…
Кира ответила красноречивым суровым взглядом.
- Таковы правила этой игры, - уже спокойно пояснил Сон. – У меня был один учитель, он любил рассуждать на довольно-таки откровенные темы. Разумеется, однажды его спросили: что главное в отношении мужчины и женщины? И учитель серьезно ответил: «Игра».
- И все? – недоверчиво спросила Кира.
- Да. Вот только… учителя сразу же спросили, как у него дела в семейной жизни, и он ответил: «У меня семейной жизни нет. Я доигрался». Вот как-то так… Мазюкова, не корчи постную мину. Ты в школе человеческих отношений вообще двоечница, так что про последнюю ремарку забудь: тебе это точно не грозит.
- Не делай поспешных выводов. Жизнь – штука непредсказуемая, - пространно ответила Сумерки.
- Прогноз не учитывает подобные вероятности, а исходит из того, что есть сейчас. Так что запоминай мудрость, пока я жив.
- Уж лучше анекдоты про писателей, - усмехнулась Мазюкова, поникнув головой.
Как раз в этот момент она заметила у Ночи в руках папку, и глаза у нее снова вспыхнули нездоровым азартным огнем.
- Работать! – приказала себе Сумерки, выхватила папку и тут же скрылась в доме.
Наркоманка закинулась дозой, подумал Ночь. И лучше бы принять участие в этом деле, пока время на их стороне.

В библиотеке, превратившейся уже в их рабочий кабинет, на стене приколоты две карты: одна – области, на ней красным маркером начерчен неизменный уже много лет маршрут Сивалдайкина, другая – подробный план Забадайска, здесь, помимо маршрута и привычной гостиницы главы Нового мира, кружочками отмечены наиболее удобные точки для снайпера. Но лучшая из них, трижды обведенная, - это новостройка рядом с кладбищем. Здесь – сам Бог велел устроиться! Охрана, разумеется, вряд ли оставит это место без внимания, но и убийцы тоже вряд ли окажутся дилетантами. Сумерки уже распределила обязанности. Ночь будет наблюдать за всеми входящими-выходящими под видом сторожа кладбища. Основная надежда возлагается на то, что ему попросту никто не посмеет возразить, что можно назвать неотъемлемым качеством любого сторожа. Задача Нехорошего – проверить новостройку, прикинувшись охранником – тут надо быть убедительным, лучшей кандидатуры не найти. Сумерки оденется в черное, несколько раз в течение двух недель сходит на свежую могилу рядом с отцом Сивалдайкина, чтобы примелькаться и не внушать подозрений, и будет кружить рядом с жертвой, чтобы, в случае чего, защитить. «Я, конечно, по силе малость до его шкафов-охранников недотягиваю», - волновалась Сумерки, потирая ушибленное в бою с Кривовым колено, - «Но зато маленькая и внешне безобидная. Подберусь ближе, увижу больше. Положимся на это!»

План был готов. Все последующие дни он подвергался только мелким доработкам. Договорились со сторожем за ящик водки, несколько раз осмотрели место. Решили подстраховаться, попросили дурдомовок пристроиться в день икс хвостом за Сивалдайкиным и проводить через город – долго уговаривать не пришлось. События начали как будто замедляться и становиться… незначительнее. Они стали до того незначительными, что когда Сон снял бинты на голове, открыв миру изуродованную ожогом часть лица, никто не мог сказать: «Не время отвлекаться на мелочи, работы невпроворот!» - и он впал в самую настоящую панику. Вынужденная стрижка «бобрик», необходимая, чтобы выровнять сожженные волосы, раздражала Нехорошего не меньше шрама. Явь ругалась, проклиная Сумерки. Сумерки показушно иронизировала над неумением отдельных индивидов не обращать внимания на свою внешность. Впрочем, от Ночи не укрылась горечь в ее взгляде. Кира начала приходить чаще – помочь советом или свежими новостями. Однако вскоре новости стали мелочными, советы – очевидными, а потом Кира и сама начала просить помощи: цветы выбрать, меню на свадьбу уточнить… Цветочек приезжала только чтобы лишний раз сообщить о своей готовности к работе и напомнить Кире, что ей идет именно черный, и никакой другой. Через неделю такой жизни наступила апатия.
Впрочем, это было неизбежно: рано или поздно все перегорают. Но в этот раз, Ночь чувствовал, - все хуже. Пустота поглощала все мысли. Все чаще хотелось очистить голову от всего содержимого и просто лежать, разглядывая потолок. Все стали казаться как будто дальше. Сумерки устала быть шумной и активной, постоянно запиралась в необжитой комнате и постепенно сменила образ жизни на ночной. Все чаще она попадалась в коридоре с бутылкой – и тут же убегала, не давая ничего спросить. А вскоре начала надолго уходить. Возвращалась она утром, вымотанная, пахло от нее дешевым табаком и перегаром. После этого она вырубалась на целый день. Этим и пользовалась Явь. Пока Ночь в одиночестве пытался снять напряжение игрой на рояле вкупе с выпивкой, девушка приходила, садилась и молча слушала. Сначала напряженно, с расстояния, ловя каждый звук и как будто анализируя. Потом она начала выбирать места ближе, потом перестала молчать. Поначалу у нее вырывались короткие фразы: похвалы, ассоциации с музыкой – не более. Немые ответы Ночи она поначалу читала неуверенно, но сказалась природная наблюдательность: вскоре Явь начала понимать мельчайшие жесты и забыла о неловкости. Потом ее рассказы стали откровеннее: о том, что было в этом доме. О Небе. О том, в чем состояла их работа, как их тренировали, чему учили. На шестую ночь она заговорила о наказаниях.
Девушка сидела на диванчике совсем рядом с роялем и время от времени подливала себе коньяка. Щеки у нее горели от непривычки к спиртному, голос дрожал.
- Я испугалась «Лунной сонаты», понимаешь? Это как опыты над собаками Павлова. Только там сигналом к еде мог быть электрический ток, и животное радовалось даже боли, если это было сигналом о кормежке… А у нас – наоборот. Видимо, ее забавляло то, что она может заставить нас бояться прекрасного. Но я ведь не хочу бояться, я хочу жить нормальной жизнью! А тебе – неужели не хочется? Нисколечко?.. Ты же гоняешься за какими-то безумцами, рискуешь жизнью. А у тебя талант совсем к другому.
Ночь задумался. Нет, жизнь в бегах не казалась безумием или даже чем-то рискованным. Скорее, это была свобода. Фрилансер – это звучало… по-своему гордо. Хорошо быть ничем не связанным, нигде не задерживаться. В постоянных переменах была яркость жизни. Стабильность постоянство – это было слишком давно, чтобы помнить, хорошо это или нет.
- Ты мог бы вообще остаться, - пробормотала Явь. Черные глаза влажно блеснули, широкий вырез кружевной кофточки как будто случайно съехал, обнажив белоснежное, почти серебристое в лунном свете плечо.
- Скажу прямо, я бы хотела, чтобы ты остался. Но… я не против, если все ограничится одной только ночью.
Все еще не вполне понимая, вписывается ли все это в его понятия свободы, Ночь позволил себе плыть по течению.

Телефон Яви молчит. Голова раскалывается. Совершенно не хочется снимать боль таблеткой, но, видимо, придется. Явь точно в доме Неба. Но впервые она задержалась так надолго. Впрочем, ее вполне могли развести на рюмку-другую, и теперь ей проще остаться на ночь там. Но почему она, в таком случае, не звонит? Голова соображает из рук вон плохо. Придется звонить Мазюковой для выяснения обстоятельств.
Сон медленно, преодолевая головокружение, набрал номер, прислонился к холодильнику, чтобы было легче ждать ответа. Однако ответ был сам по себе как ведро ледяной воды на голову.
- Лейтенант Козлищенко у аппарата! – сказал насмешливо-спокойный бас.
- Здравствуйте, - пробормотал Сон.
- Ну-с, что же вы звоните девушке среди ночи? – издевательски продолжил лейтенант Козлищенко. Где-то неподалеку кто-то прорычал: «Отдай трубу, Козлевич!» - звук удара и сдавленный хрип. Сумерки. Точно, это она. Сон передернулся, постарался забыть о боли: соображать надо быстро. Сон заговорил быстро, повысив голос, не позволяя вставить и слова:
- Это я вас спрашиваю: как девушка попала к вам среди ночи? Имею я право, чтобы мне отвечал тот человек, которому я звоню, или нет?!
На секунду лейтенант опешил от наглости, и Сон тут же продолжил:
- Немедленно дайте ей трубку. По судам затаскаю! С невестой родной поговорить не дают! Сатрапы!!
Что-то зашумело: телефон перехватывали.
- Жених твой! – усмехнулся вдали Козлищенко.
- А? – пробормотала Сумерки.
Сон нервно сжал телефон. Только бы сообразила!.. Через секунду, будто почувствовав мысленный посыл, Сумерки спохватилась:
- Какого фига он звонит, если я ясно сказала, что ушла с концами? – возмущенно сказала она.
- Разбирайтесь, - брезгливо бросил Козлищенко. Полдела сделано!
- Але, - ответил наконец слабый голос. И, видимо, из осторожности добавил: - Какого черта?
- Мазюкова, что там у тебя, черт возьми, случилось?! – прошипел Сон. – Где ты?
- В ОВД Ленинского района…
Язык у Мазюковой заплетается – и вряд ли от побоев. Все хуже, чем можно предположить… Работать надо оперативно!
- Все ясно, - соврал Сон. – А теперь быстро, как будто я из-за твоей глупости засомневался, ты ли это, скажи свое паспортное имя.
- Нет, я сожрала Свету Мазюкевич и заняла ее тело.
Надо отметить, голос остался спокойным и ровным, саркастические нотки были вполне естественными. То ли от слабости, то ли это выпивка заблокировала процессы торможения. Так или иначе, Мазюкова была пока более чем убедительна.
- Хорошо. За что загребли?
Сумерки в ответ только слабо застонала.
- Ладно, понял. Сейчас вытащу. Главное – не вздумай ничего подписывать! По документам я Андрей, если что. Не перепутай! Давай, скажи что-нибудь.
Сумерки ответила неожиданно трезвым голосом, с трудом скрывая панику:
- Стоп! Эээ… Андрюша, честно, не стоит суетиться. Я серьезно. Как-нибудь разберусь, - в последней фразе чувствуется почти угроза.
В стороне кто-то разразился гомерическим хохотом. Ну да. Разберется она, как же. Мда, очная ставка может оказаться опаснее, чем казалось вначале.
- Уж вытащу. Это входит в мои обязанности. Жди, - обреченно вздохнул Сон и тут же нажал на сброс, игнорируя вялые протесты Мазюковой. Еще один разговор с лейтенантом Козлищенко проще будет провести в личной форме.
Надо быстро привести себя в надлежащий вид и бежать! Образ нужен обтекаемый: ярко-желтая рубашка на случай легкомысленного вида Мазюковой, строгий пиджак – для успокоения нашей дражайшей милиции (к тому же, так гипс на руке привлекает меньше внимания), а чтобы не переигрывать с официозом – устаканить все джинсами и бесформенными мокасинами. Проблема – с лицом.
Сон с ужасом посмотрелся в зеркало: мало того, что теперь он обзавелся внушительной особой приметой, так еще и лицо, бывшее когда-то его главным оружием, теперь безнадежно изуродовано – можно сказать, потеряно для дела. Чтобы скрыть ожог хотя бы частично – отращивать волосы придется несколько месяцев. Так или иначе, сегодня, чтобы произвести хорошее впечатление, придется полагаться исключительно на сообразительность и иллюзии. И обязательно закинуться, иначе головная боль разорвет на части. Работа на износ!..

Вместе со сборами, дорога до отделения заняла минут сорок. У входа Сон на всякий случай прислушался – ему тут же захотелось громко выругаться.
- Куда страна катится! – сетовал престарелый вахтер. – Раньше драки мужики устраивали, а теперь? Шкетка какая-то обкуренная.
- Ну, не скажи, - спокойно ответил двухметровый детина с сигаретой в зубах. – Она там явно каким-то единоборствам училась. Как пить дать, мастер спорта!
- Но ведь не признается! – возразил вахтер.
- Ну, думаю, скоро признается, - великан хищно осклабился, продемонстрировав пожелтевшие клыки.
Сон мысленно перекрестился, выдохнул и резко выбежал вперед: раз уж назвал «родной невестой» - придется изображать панику и всяческую заботу.
- Здравствуйте! У вас сейчас… Светлана Мазюкевич? – сквозь одышку выпалил Сон.
Оба стража порядка сначала смерили его недоверчивым взглядом.
- С ней сейчас Козлищенко беседует, - мрачно ответил великан. – Рискнешь туда зайти?
- Рискну! – с чувством выдохнул Сон. – Где это?
Бугай и лысеющий старичок выразительно переглянулась, помолчали.
- Пожалуйста, - медленно, с нажимом произнес Сон, стараясь казаться как можно более безумным.
Помогло, номер кабинета узнал. Поднялся на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки, прислушался к разговору у полузакрытой двери:
- Ну вот скажи: как тебе удалось избить восемнадцать человек?! – пророкотал знакомый низкий голос.
- Да я уже сотый раз повторяю: никого я не избивала. Они сами друг друга мутузили. Я просто рядышком стояла… технически…
- Ага. А почему все говорят обратное?
- Да злятся они просто, что попасть по мне не смогли… И ведь смогли в итоге, толпой-то! – Сумерки зашипела от боли, видимо, неаккуратно показав доказательства того, что по ней все же попали.
- Да ты хоть понимаешь, что тебе светит? – не унимался Козлищенко.
- Да нет у меня денег! – почти захныкала Сумерки. – И родственников! И друзей!
- А звонил кто?..
- Да дурак один! К тому же, вы знаете, как это бывает: не заблокировал телефон, положил в карман… А когда ответили – уже неловко открещиваться…
Пора вмешиваться, понял Сон. Распахнул дверь с ноги, быстро, не разбираясь, проскочил в центр кабинета.
- Здравствуйте.
Колоритный овальный человек с характерно оплывшим лицом секунду недоумевал.
- Так это ты тот… жених?
В последнем слове была несколько неуверенная интонация. Сон проследил взгляд – на трещащем от любого движения старом стуле сидела Сумерки – низко опустив голову, сцепив руки на коленях в замок и нервно покачиваясь: в той же одежде, в которой танцевала на улице, лохматая, с чем-то темным, прилипшим к волосам. Лица ее Сон не видел: она склонила голову так низко, что могла бы уже опереться лбом о колени. Видимо, она это сделала, как только Сон вошел. Если в своем упрямстве она продолжит все отрицать, будет трудно. Что ж, надо вертеться! Уходить ни с чем все равно нельзя.
- А что, по мне не видно? – спокойно ответил Сон, продемонстрировав сломанную руку и ожог на виске.
Козлищенко издевательски усмехнулся:
- Может, и видно… Да нестыковочки есть!
- Только на первый взгляд. Рассказать вам нашу печальную историю? Все началось в прошлом году, в январе. Стоял морозный вечер, завывала метель…
- Ладно, ладно, верю! - сдался Козлищенко. – Да только девочка ну очень нехорошую штуку сделала. Думаешь, можно вот так драки в клубах устраивать?..
- Что за клуб?
- «Понедельник»…
- Света! Я же тысячу раз говорил: это отвратительное место! – Сон резко перегнулся через стол, сделав вид, что не замечает опасного треска.
Сумерки опасливо подняла глаза: смысла этого выпада она решительно не понимала. Впрочем, от нее сейчас мало что требуется – пара односложных ответов любого содержания.
- Сколько их было? Приставали? – не отставал Сон.
- Эээ… Ну, если вспомнить, с чего все началось… - робко начала Сумерки, запнувшись на полуслове. Ну, можно вздохнуть с облегчением! Сообразила, что сопротивляться не нужно – уже прогресс. Давать ей договорить нет смысла.
- Вот! Девушке необходимо защищаться! – обратился Сон к Козлищенко.
- Девушке необходимо держать себя в руках, - пробурчал лейтенант.
- Миф! Это вредно для психического здоровья. Люди, которые копят раздражение, подвержены болезням и живут, по статистике, меньше! Отпустите человека. Она в этот «Понедельник» больше ни ногой, я прослежу.
Козлищенко сдаваться не хотел:
- Отсюда ни ногой! Свидетели в один голос утверждают…
- А вы верите?
- А что, тебе верить?.. Трудновато, когда слова не подкреплены ничем материальным.
Интересно, тут все так тонко намекают?.. Ну уж нет. Уж что-что, а платить Сон не собирался. Придется пускать в ход «тяжелую артиллерию». Тихим вкрадчивым голосом, он с ангельской кротостью во взгляде предложил:
- Может, поговорим об этом в другом месте, товарищ лейтенант?..
Товарищ лейтенант в первый момент даже удивился, но через секунду удовлетворенно улыбнулся и указал кивком на дверь. Сон проследовал за ним, краем глаза наблюдая, как Сумерки хватается за голову.
Дверь оглушительно захлопнулась, в коридоре было темно.
- Ну, и что ты можешь предложить? - плотоядно осклабился Козлищенко.
- Эээ… натуру? – предположил Сон, невинно хлопая глазами.
К его удивлению, лейтенант не только не был обескуражен, но даже во взгляде у него промелькнул какой-то подозрительный азарт. Стало жутко. Борьба между любопытством и инстинктом самосохранения длилась целую секунду, но завершилась уверенной победой последнего.
- Товарищ лейтенант, - тихо начал Сон, для верности покраснев, - скажите, чего вы боитесь больше всего на свете?..

Когда нет паники и спешки, все воспринимается иначе. Только теперь, глядя на мертвенно-желтые окна ОВД с безопасного расстояния, Сон наконец-то заметил, какая тихая и теплая выдалась ночь. Небо было чистым, звездным, аллеи пахли липовым цветом. Чтобы подышать таким воздухом, стоило вылезти из дома в два часа ночи. Да и эффектное триумфальное шествие мимо вахты с Мазюковой под руку тоже было достойной наградой за потраченные нервы: так легко от Козлищенко, должно быть, еще никто не отделывался. А ведь у него очень интересный случай эргофобии! Может быть, после той небольшой иллюзии он уйдет со столь ненавистной и пугающей работы? Если так пойдет, мир движется в нужном направлении.
- Живем! – вслух сказал Сон.
- Ага, - слабо отозвалась со скамейки Сумерки. Она все еще мучительно приходила в себя, умывалась минералкой из круглосуточного киоска. На всякий случай Сон купил две лишних бутылки: дорога предстоит неблизкая, а интуиция подсказывала, что минералка точно не помешает. Денег на такси у Мазюковой, разумеется, не было, влезать в долги она не хотела, напрашиваться в гости среди ночи – тем более, и поэтому решительно настроилась идти домой пешком, хотя пути было не меньше часа. Отпускать ее одну в состоянии нестояния было страшновато, и Сон решил, что проще проводить ее и самому выспаться в гостях. Но немного поторопиться все равно будет нелишним.
- Пошли уже, алкогольвица. А то обратно загребут. Второй раз могу и не справиться.
Сумерки смутилась, встала, одернула юбку.
- Извини, - пробормотала она. – Спасибо, что выручил. Н-не знаю, что бы я Сладенькому после всего сказала…
- Ничего, еще расплатишься. А пока заикаешься, лучше с ним и вовсе не заговаривать. Может, лучше все-таки расскажешь, как все было на самом деле? Как ты вообще умудрилась довести себя до такого состояния?..
- Ну, я просто устала за день план пересматривать… А потом п-подумала: раз я сейчас технически не некромант, надо попробовать хоть немного получить от этого удовольствие, отвлечься… Ведь все это время я не могла выпивать. Ну, зашла в один бар, потом еще в один… Потом оказалась возле «Понедельника». Гляжу – девушкам сегодня вход свободный. Я и подумала: надо энергию выпустить! И как-то забыла, что в клубы мало кто просто потанцевать приходит. Подошел ко мне шкаф к-какой-то, сделал непристойное предложение. Ну, я отказала… в грубой форме.
- Дай угадаю: отказ ты выразила ударом по голове бутылкой, разбитой о барную стойку?.. – обреченно предположил Сон.
Сумерки напряглась, потом отрицательно мотнула головой.
- Нет… Барная стойка была далеко. В общем, он разозлился, попытался меня ударить… А мастерство-то не пропьешь!
- И ты его вырубила?..
- Нет, что ты! Я же еще не совсем спятила, на людей бросаться. П-просто увернулась… неудачно. Он попал еще в какого-то мужика, тот тут же полез в драку… Потом задели еще кого-то… В общем, вышла массовая драка. Я н-никого пальцем не тронула, вот-те-крест! Только уворачивалась. Но в итоге меня все равно п-поймали – ударили бутылкой по голове и привезли в обезьянник. Все заплатили и вышли, а я… ну, сам понимаешь, - Сумерки замолчала, поежилась от холода.
Они шли по набережной, ветер действительно, мягко говоря, бодрил. А Сумерки все пыталась поднять повыше воротник тонкой водолазки без рукавов, прижимая локти к бокам.
- У тебя что, из одежды больше нет ничего? – спросил Сон.
После минуты мучительных воспоминаний и раздумий Мазюкова решительно ответила, замахав для убедительности руками:
- Все в порядке! Пойдем побыстрее – согреюсь!
- Я к тому, что в таком случае странно, что ты получила только одно непристойное предложение.
Сумерки расхохоталась, едва не сгибаясь пополам. Пьяная истерика налицо. Хотя… не совсем. Алкоголь, скорее, только катализировал процесс, который шел все это время, пока Сумерки изо всех сил изображала силу и уверенность.
- А что, хочешь это исправить? – спросила она сквозь смешки.
- Да воздержусь, пожалуй, - ответил Сон с дежурной улыбкой.
Сумерки, явно не слушая возражений, уже недвусмысленно прижималась к его руке.
- Нет, ну а что? Ты мужчина, я пьяна в зюзю – мы друг другу подходим!
- Ну уж, позволь не согласиться!
- Да лааадно! – пьяным голосом пропела Сумерки, пошатнувшись. – Тебе же все равно, где и с кем, разве нет?..
Отшутиться уже, определенно, не получится. Ледяная рука с неожиданно цепкими пальцами уже ухватилась за воротник рубашки. В силе Мазюковой не откажешь, просто так отлепить ее не получится. Сон уже чувствовал первые признаки паники, когда Сумерки, заметив прямо по курсу дерево, решительно перенесла центр тяжести в его сторону.
Ну все, суровое время – суровые меры! Не зря чутье подсказывало, что вода пригодится. Сон только-только успел встряхнуть бутылку и выплеснуть пол-литра минералки Мазюковой в лицо.
Сумерки на секунду замерла. Потом медленно ослабила хватку, отступила на шаг, провела рукой по лицу, убирая прилипшие волосы.
- Прости. Не знаю, что это на меня нашло. Это была не я…
Она продолжала пятиться, пока не уперлась в ограждение. Там замерла, зажав рот рукой.
- Ничего, я все понимаю, - отмахнулся Сон, переведя дыхание и безуспешно пытаясь закрыть бутылку одной рукой. – У вашей команды сейчас период психической нестабильности, в таком состоянии может и переклинить. Бывает.
Сумерки подняла на него глаза – взгляд был испуганным, но совершенно ясным. Видимо, ужас от собственного безумства ее протрезвил.
- П-правда, извини… и то, что я сказала – я ведь так вовсе не думаю…
Сон начал успокаиваться: Мазюкова определенно приходит в себя.
- Да все в порядке. Знаю, что не думаешь. Ты же сама говорила, что мы друзья, помнишь? Да и кто знает, может, ты была и права. А тебе просто слишком не идет быть пьяной и приставучей. Не беспокойся, все забыто.
- Обещаешь?.. – спросила Сумерки почти дрожащим голосом.
- Врачебные тайны я точно не разглашаю, - пообещал Сон.
- Я же не твой пациент.
- После того, как ты продемонстрировала такой букет истерик? Нет, теперь точно пациент. И пиджак вот возьми. А то больно смотреть, как тебя колотит.
Сумерки замотала было головой, но Сон уже снял пиджак, сам набросил ей на плечи – ей все-таки нужнее.
Сумерки благодарно улыбнулась и почти уже собралась продолжить путь к загородному дому, как вдруг напряженно замерла, смотря куда-то в сторону. Сон проследил ее взгляд: на краю моста стоял неуловимо знакомый высокий силуэт. Кто-то, видимо, собирается прыгать и уже перешагнул через ограду. Сон не мог разглядеть в темноте детали, пока Сумерки в панике не крикнула:
- Сладенький!