Ой, а мне ТАКОЕ подарили!
С Новым Годом, ребятки!Эксорья бежала из всех сил, чтобы успеть на празднество нового года. Она успела украсить весь лес красивыми переливающимися на солнце и в лунном свете шарами и искрящейся мишурой, но не рассчитала, что может из-за этого не успеть сделать что-то ещё. Например снежным покрывалом она украсила всего часть леса, совсем малую - он сыпался с неё при взаимодействии с объектами и сейчас за ней шлейфом в беге - особое волшебство, применённое к себе ради праздника.. Кто же знал, что матушка-природа сыграет злую шутку и не укроет снегом землю, а Эксорья... А, что Эксорья, это работа друидов, как-никак, не по её части, она же, так, просто согласилась помочь с украшениями, раз выдалась свободная минутка. Всего-то. Но теперь совесть будет глодать, ой, глодать не за свою работу.
- Ладно, - запыхавшись, сказала она сама себе подходя к поляне, где стояли детки, - главное я подарки принесла, остальное нашаманим.Эксорья должна была ребёнку одному подарить уголёк, ибо ребёнок оказался из плохого листа, но не хочется расстраивать санту, он же старался. Эксорья искренне надеется, что ребёнку стыдно, и он исправится!- Собирайтесь вокруг ёлочки, детишки, будем глядеть в
мешокмешок!
Эксорья, улыбаясь, вынимает из своего больше не наполненного новогодними украшениями мешка, ветхие бумажки, искрящиеся волшебством. На них хаотично танцуют разноцветные буквы и, когда бумажка достаётся ребёнку, которому она предназначена, буквы встают вряд и создают читабельную надпись
для Алеупосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарок
от одного Санты
и от другого
для Чайницыпосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарокИзнанка апокалипсиса
Я помню, как горело небо, в закате пламенем объято,
Я шёл... не знаю как... куда-то,
В руках держал разбитый Canon.
И я не умер, нет... наверно,
Не мог, тогда б не шёл обратно,
Дыша и не дыша от смрада,
Отравленный огнём и пеплом.
Я помню, как пытался выжить в руинах собственного дома,
Прижатый весом камня в тонну,
А то и больше... или меньше;
Как сердце билось гульче, резче
От осознанья, что знакомых,
Родных и близких стёрли словно,
И я один в "конце" навечно.
Я не пытался удалиться, раз мир меня в живых оставил
В конце или моём начале,
Как арлекина или принца.
Я жил и воскресить стремился,
Что было раньше в "тронном зале" -
Моём убежище из стали,
Где правда с истиной разнится.
Меня невидимо опутал, не страх, но враг, как липкий морок,
И новый дом на все запоры
Я закрывал... уже не скрыться...
И чах с проткнутым сердцем спицей
Из памяти, раздумий, вздора -
Себя сожрал один так скоро,
Пытаясь с "титулом" смириться.
Ослаб. Куда теперь податься, коль я один на всей планете
(Мой собеседник - гулкий ветер)?
И, став не принцем, а скитальцем,
С собой решившись расквитаться,
Я сделал шаг навстречу смерти...
Всего-то нужно было выйти из клетки, замкнутого круга -
Тогда бы кончилась разруха
В душе и всём, что окружило;
Что было мёртвым, то ожило -
Коснулось раненого слуха -
Здесь смерть - уставшая старуха
Свою косу у ног сложила.
И я, лишившись дара речи (да с кем мне, собственно, общаться?)
Глядел на новый мир без фарса,
Мир без ранений и увечий,
Который начал возрождаться
Вне смысла времени, пространства,
И без былого постоянства
Меняя утро, день и вечер.
Не знал, чего пугаться только: наверно этой перемены,
Что приключилась с моей верой,
И, как обычно, для потомков
Я начал первым фотосъёмку
Живой и слишком новой эры,
Лишённой варварского тлена
Людской дикарской обстановки.
И я устал, со мной и Canon почти совсем уж был разряжен,
И я присел под первый ясень
Уже большой... Так разве время
Текло совсем вне сей системы,
Рассвет которой был прекрасен
Без нашей диктатуры-власти
"Творца" и "Бога", но не пленных?
Я видел сотни новых снимков, их почему-то удалял,
Но только два последних фото тогда и тронули меня:
Чужая тень на первом, слева, была, быть может моей Евой,
Второе... руки так дрожали... на полном трещинок экране -
Он вмиг погас, и умер Canon о своей смерти прозвеня -
Я видел, что горело небо... в рассвете... и не от огня...
И от другого Санты:
для Мофериипосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарок
для ДФпосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарок
для Spades Slickпосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарок
для Hope Lesslyпосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарок
От другого Санты:
для Свитерастпосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарок, но не весь
иллюстрации:
i053.radikal.ru/1312/43/29f53c87dbc3.jpg
i069.radikal.ru/1312/26/425c8ff6e106.jpg
s020.radikal.ru/i713/1312/84/6beb9df4feae.jpg
i011.radikal.ru/1312/64/cb0398872c1d.jpg
s017.radikal.ru/i440/1312/b8/d0cb0a5f3b4d.jpg
О пророчестве не древнем, но дурацком
Глава первая
Будничный апокалипсис
Дни бегут друг за другом. В один день судьба щедро одаряет одних и раздаёт пинки другим, а на следующий пинки и подарки могут резко поменяться местами. Мироздание капризно, и меняет своих любимчиков как перчатки.
Иногда мироздание приносит скучные дни почти для всех. Вот зимний скучный день, снег заметает улицы, и крестьяне расправляются с запасами, заготовленными ещё с лета, и бездействуют, и богатые вельможи так же бездеятельны, как и простолюдины. И только бродягам в эти дни уготовлена другая судьба.
Или судьба может подарить день, когда все празднуют, и улицу наполняет всеобщее ликование.
А иногда, мироздание даёт такой день, когда у всех подряд внезапно случается досадное… да ну, короче, ну просто задница. И история начинается именно с такого дня.
***
«Буйный инкуб» всегда считался злачным местом. Местом, в которое не пойдёт никто, кто считает себя нормальным не то что человеком, но даже и демоном, хотя понятия о здравом смысле у последних несколько специфичны.
Шедон сам не понимал, зачем он припёрся к дверям этого заведения. Ноги сами вынесли.
«Ну ладно. Мне надо развеяться. С тем, что я сегодня пережил, уже ничего не сравнится», — раздумывал он, опасливо прислушиваясь к звукам, доносившимся из «Буйного инкуба». В конце концов, в первую очередь это кабак, а значит там должно быть что-то выпить и что-то, чем это можно закусить.
«Была не была!» — решил Шедон, решительно распахивая на дверь. Застоявшийся воздух ударил в нос не хуже кулака мастера рукопашного боя, чуть не сбив с ног запахом старого курева и густого перегара.
— Ангел тебя подери, — пробормотал демон и впился пальцами в косяк, чтобы не выскочить отсюда как ошпаренному. Но, честно говоря, выбора у Шедона особенно не было. Домой он вернуться не мог. Демоническое садоводство оказалось слишком экстремальным хобби для него, и он, признавая поражение и не завидуя соседям, передал свой дом во владения зелёного монстра.
Шедон осторожно, невольно ссутулившись и втянув голову в плечи, как провинившийся ученик мага, просочился внутрь. Однако его прибытие не осталось незамеченным.
— Хей, красавчик, — гнусаво окликнуло его нечто, сотрясая складками жирного потного тела. Существо напоминало раздувшуюся коричневую жабу, и Шедон так и не понял, какого оно пола, — впрочем, он и не хотел этого знать. Невольно передёрнувшись, демон поспешно скользнул вглубь зала, желая поскорее скрыться в толпе.
«Может, не поздно уйти?» — подумалось Шедону, когда прямо возле него рогатый силач мощным ударом когтистой руки сломал стол и затеял драку с каким-то долговязым бесом. Однако демон вспомнил похотливые лозы, увившие карнизы его потерянного дома, вздохнул и тоскливо уселся за пустой стол. Ему было некуда возвращаться.
От печальных мыслей Шедона отвлёк неожиданно знакомый голос.
— Тысяча херувимов!.. — выдохнул демон, медленно сползая со скамьи под стол.
Это был Файбер, сын подруги его матери, с которым судьба пару раз сводила Шедона, и ничем хорошим это, как правило, не оканчивалось. Стоило Шедону заслышать этот голос, как место, на котором сидят, невольно заныло, предчувствуя себе приключения.
«Тсс, меня тут нет», — скомандовал он себе и замер, почти не дыша, наблюдая за нахальным демоном.
Файбер был наглым, рыжим и страстным любителем всякого рода специфических ощущений, о которых не говорят на публике (только если в публичном доме). Вот и прямо сейчас, на глазах Шедона он хлопнул по толстой попке маленькую суккубку, и та тут же звонко захихикала, с кокетством кося глазками.
Шедон отвёл глаза и фыркнул, и тем самым тут же выдал себя.
— Кого я вижу? – Файбер, ухмыляясь, уселся прямо на стол Шедона, закинул ногу на ногу и хлопнул Шедона по плечу, да так там руку и оставил.
— Привет, привет. Только я тороплюсь: быстро поем и бежать. Дела. Поговорить совсем нет времени. Обидно, но дела важные, — спихивая ладонь прочь, затараторил он, чтобы рыжий демон не мог даже вклинится в его стремительный поток речи. — Очень. Я бы сказал, вопрос жизни и смерти. Я тут только поесть. Голоден — просто умираю. Не будь так голоден, не зашёл бы сюда, сразу поспешил бы, куда я спешу.
Файбер слушал его с ехидной улыбкой, периодически кивая.
— Шед, я бы посоветовал тебе поискать учителя по вранью. Навык полезнейший, и им ты совсем не владеешь. Как живёшь без него? Даже не представляю.
Шедон приподнял бровь, и рыжий демон тут же рассмеялся.
— Я упущу то, как ты это сказал. Актёрская игра – просто, — Файбер замешкался, ища, каким жестом можно выразить свою мысль, и решил прибегнуть к непоколебимой силе сарказма, — огонь. Извержение вулкана. Пламя и магма.
Заметив, что Шедон уже начал скучать от не слишком остроумных подколок, рыжий демон продолжил свою мысль:
— Кроме того, никто в здравом уме не ходит в «Буйного инкуба», чтобы «просто пообедать».
«Никто в здравом уме не ходит в "Буйного инкуба". Точка», — заметил про себя Шедон.
— Так. Ты бы купил себе что-нибудь на рынке, если бы хотел быстро поесть. Ты хотел напиться. Ты весь в синяках и царапинах, — Файбер бесцеремонно стал тыкать в царапины пальцем, пересчитывая их на лице и у руках у своего собеседника, — на твоей одежде пятна растительного сока. Ты недавно увлёкся садоводством. Итак, вывод: твой дом заполонило злобное растение, и теперь ты не знаешь, куда идти, и вынужден запивать горе, а ещё тебе не хочется ни с кем говорить, даже со своим прекрасным всепонимающим другом. Я всё верно понял?
Шедон задумчиво почесал затылок. В общем-то, этот нахал попал в точку, ну, разве что кроме «прекрасного друга», но это можно списать на своего рода иронию.
«А Файбер довольно проницателен», — подумал он, теряясь, что бы можно было ответить. Врать Шедон уже не рисковал: скорее всего, его собеседник опять раскусит его в два счёта.
Что делать?
— Ну да. Я хочу побыть один, пооплакивать свою горькую судьбинушку бездомного бродяги.
Горе-садовод тоскливо лёг лицом на стол, всем своим видом изображая вселенское уныние, и Файбер не сдержал усмешки:
— Одного взгляда на тебя хватило бы молоку для превращения в простквашу! Ты чего?
Шедон лица не поднял, только пробубнил что-то в духе «как будто ты сам не понимаешь», а меж тем у него зародилась робкая надежда, что неугомонному Файберу скоро надоест общество вялого нытика и он присоеденится к куда более милой его сердцу и развратной натуре компании пышнотелых суккуб и развесёлых инкубов в подпитии. Скорей бы!
Молчание затянулось. Казалось, ещё немного и...
— Слушай, а давай ты поможешь мне, а я тебе? — внезапно заявил Файбер. Воодушевления у своего собеседника он не встретил — тот даже глаза на него не поднял — но невозмутимо продолжил: — я тут проигрался в карты, но, кажется, раскусил того жулика. Мне бы ещё раз отыграться, и я бы вернул с лихвой свой проигрыш.
— А я тут при чём?
— Ну как — «при чём»?! Ты мне одолжишь денежку, а тебе пойдёт полвыигрыша. За те деньги, которые ты получишь, ты сможешь нанять кого-нибудь, кто займётся прополкой твоего домишки.
Шедон угрюмо молчал. Во рту пересохло от волнения.
Когда-то он обещал себе не связываться с этим проходимцем, потому что это никогда не приводило ни к чему хорошему, но, с другой стороны, ситуация, в которую он попал, была сложна сама по себе. Он лишённый дома бродяга, и, если он откажется от предложения, им же и останется, а тут у него появляется хоть какой-то шанс вернуть себе утерянное жилище. В конце концов, хуже уже не будет. Наверное.
— Не хочешь — как хочешь, — Файбер устал ждать и сполз со стола, но Шедон успел в последний момент ухватить его за запястье.
— Я согласен, — выдохнул Шедон.
** *
Волк любил сладко нежиться после обеда. Пригретый лучами полуденного солнца, падающими из открытого окна, он вытянулся во всю свою длину и отдыхал. Блаженную полудрёму нарушал только неугомонный парень в красной шапке, Рехуд.
— Бабушка, почему у вас такие большие уши?
Всё у него шутки про тот случай, когда он перепутал адреса. Нёс посылку для своей бабушки, живущей за лесом, а принёс сюда. Чуть не напал, не разобравшись, что к чему: взрывной у него темперамент, горячий. Хорошо, Волку удалось его вовремя вразумить и объяснить, что к чему: не то что волк испугался его, просто так, отмахиваясь, мог и пришибить парнишку ненароком – а тот всё-таки оказался добрым малым, только на выводы скоропалительным.
— Чтобы лучше тебя слышать, дитя мое, — лениво пробормотал волк, не меняя позы.
Рехуд принялся трепать волка за уши. Чесать, мять у основания.
Волк не выдержал и довольно заурчал, выгибаясь телом.
— Бабушка, а почему у вас такие большие глаза?
— Чтобы лучше тебя видеть, дитя моё, — Волк не выдержал и открыл глаза, жёлтые и пронзительные, перевернулся на живот. Раз этот пришёл – на сон можно даже и не рассчитывать.
— Бабушка, почему у вас такие большие зубы?
— А это чтоб скорее съесть тебя, дитя мое!
Волк толкнул Рехуда в грудь лапами, повалил на пол и схватил пастью за шею. При желании Волк легко перекусывал твёрдые кости, перегрызал глотки коровам и ломал шейные позвонки псам-волкодавам, но сейчас его острые зубы лишь осторожно касались нежной кожи юноши. Так бережно играют волки-отцы со своими маленькими щенками.
-Щекотно, — смеясь, проговорил Рехуд, но смешок его был немного нервным. Он ощущал на своей шее влажное тёплое звериное дыхание.
Вдруг Волк замер. Отпустил юношу и медленно приблизился к окну. Высунул морду на улицу и с тихим сопением принюхался.
Тут его уши прижались назад, шерсть на холке встала дыбом.
Морда волка выразила настоящий ужас.
— Убегай! Живо! Прочь! — пролаял он хрипло.
— Что такое? – недоумённо переспросил Рехуд. Вообще, он впервые видел Волка таким обеспокоенным.
— Нет времени объяснять! Уноси ноги!
— Один? Нет, я должен знать, почему мне надо тебя бросить.
«Упрямый дурак».
— Значит так. Тогда садись мне на спину и крепко хватай меня за шею, — прорычал Волк, опускаясь на живот возле Рехуда. — Крепко, слышал?
Парень кивнул и последовал велению зверя. Стоило ему ухватиться за густой мех на холке и сжать ноги на звериных боках, как волк тут же понёсся прочь из дома, оставляя дверь в нём раскрытой нараспашку.
По пути возможности спросить тоже не было. Волк нёсся с молчаливым упорством, и вкладывая в бег все свои силы.
«Хоть бы успеть», — думал он.
А Рехуд, обернувшись назад в какой-то момент, увидел, как там, в глубине леса, где должен был находиться дом волка, разливается красное зарево пожара.
***
— Такой развратник... со своими щупальцами!
— О да. Я слышала, он ими такое вытворяет. Вон, Сенька рассказывала, как он...
"Замолчите!" — Валфи так нервно потянул шапку вниз, что та даже напозла ему на глаза.
Харчевня у дороги, на окраине деревни, была, как всегда, полна народа, но Валфи обычно это мало смущало, потому что не было ничего вкуснее ухи, которую варили здесь по средам. Тем более, что местные уже хорошо знали Валфи, а от излишнего внимания проезжих вполне уберегала и простая шапка, скрывающая волчьи уши.
Но сегодня сплетницы настолько испортили ему настроение, что он даже почти не чувствовал вкуса своей любимой ухи.
Валфи крайне раздражали слухи о Краморе, которе ходили в деревне. Юный оборотень хорошо знал русала и относился к нему как к отцу, поэтому эти грязные сплетни выводили его из себя. Почему эти глупые девки, все как одна, хотят показать Крамора каким-то извращенцем?! Это неправда — он порядочный, умный и начитанный!
Стоит сказать, что именно к нему Валфи и намеревался пойти после обеда. Он как раз написал новые стихи для графа Алнерского, известного в свете поэта, и ему требовалась вычитка, прежде чем их продать. Сам граф-поэт стихов не писал, но часто тайно покупал их у людей более простого происхождения ради того, чтобы пользоваться славой поэта и расположением короля Гаруо II, поклонника хорошей поэзии.
Валфи несколько раз уже получал неплохой задаток за продажу стихов, но нести их без оценки своего друга и учителя Крамора он не рисковал.
И потому, выбросив из головы дурацкие сплетни, которые он невольно услышал, оборотень поспешил к реке. Она протекала за деревней, за небольшой рощицей. Она была широкой, через несколько вёрст впадала в море, и над ней всегда суетливо летали крикливые чайки.
На берегу темнели фигуры, и Валфи невольно затаился. Мало ли, кто это мог быть? Могли быть и безобидные деревенские рыбаки, а могли быть и охотники за нечистью. Те, как правило, были родом из Корвингской империи, безжалостно преследующей всех опасных существ. Увы, всё чаще они стали появляться в этих местах.
Однако это оказались всё-таки не они.
Это был Крамор и какая-то незнакомая девушка.
Чуть полноватая, с миловидным круглым личиком, в простоватом шерстяном платье, она стояла на берегу, печально опустив плечи. Крамор стоял рядом и утешающе гладил её по плечу. Его щупальца чуть касались её голых ступней.
— Может, ты передумаешь? – всхлипнула она, прислонившись щекой к его ладони.
— Увы, я не могу, я вынужден покинуть эти места, — отвечал Крамор, опустив глаза. — Я больше не могу здесь оставаться.
Девушка дотронулась до его густых чёрных волос, видимо, желая коснуться щеки, но, не решаясь, после чего снова всхлипнула.
— Я буду помнить тебя. Знай, никогда я не встречал такой же, как ты, — проговорил русал, оплетая одной щупальцой её за талию.
Он поцеловал её, но довольно мимолётно, лишь коснувшись её пухловатых губ.
Взгляд Крамора скользнул в сторону рощицы, где затаился Вульфи. Щупальце русала сползло обратно на песок.
— Тебя, наверное, ждут дома, — грустно проговорил Крамор, отодвигаясь от девушки, но та была не готова его отпустить.
— Какое это имеет значение?! Когда ты уходишь!
— Возможно, я ещё вернусь, — проговорил русал. — Будь твёрдой!
Девушка опять всхлипнула и что-то проговорила, а Крамор отвечал ей уже шёпотом, после чего она развернулась и ушла.
Вульфи же старался не вспоминать тот подслушанный в таверне разговор.
И… «покинуть места»? О чём это он?
— Крамор! – позвал его Вульфи, стараясь скрыть в голосе какую-то смутную, ещё не слишком сформировавшуюся обиду. Она уже давила в груди, но оборотень не мог сказать точно, что именно его обижало.
— Здравствуй, Вульфи, – улыбнулся Крамор, обернувшись. Это была та тёплая отеческая улыбка, которая всегда внушала столько уверенности юному оборотню-сироте, но сейчас от неё смутная обида только сильнее сдавила сердце.
— Кто эта девушка? – спросил он, отводя глаза.
— Панинка, дочь пекаря. Добрая, хорошая девушка, — проговорил русал одновременно вроде и с теплотой в голосе, и в тоже время как-то равнодушно. Так говорят о хороших соседях, которые когда-то выручили, дав взаймы, но не о любимой женщине.
— Ты говорил, что не встречал такой же, как она… — пробормотал Вульфи.
Он знал, что подслушивать нехорошо, а сейчас он, по сути дела, признался в том, что сидел в роще и следил за ними, но он не мог промолчать. Ему хотелось знать: это его невеста, а он даже ни разу не упоминал о ней, — или, неужели, он так подло обманывал доверчивую селянку?
— Такой, как она, я и правда не встречал. И я буду помнить ей, — кивнул Крамор, соглашаясь.
— Она твоя невеста?
— Нет.
Вульфи бросил на русала удивлённый взгляд, надеясь, что тот разъяснит, как такое вообще возможно, но, похоже, русал не спешил объясняться, и потому оборотень задал второй, не меньше тревоживший его вопрос:
— Что ты имел в виду, когда говорил, что скоро покинешь эти места?
Крамор резко посерьёзнел. Он вздохнул, его щупальца подтянулись под тело и скрутились в напряжённые кольца.
— Я собирался тебе сказать. Я действительно скоро покину эти края, — проговорил он со вздохом, и Вульфи не сдержал недоумённого выклика:
— Почему?!
— Увы, я не могу больше оставаться здесь. Я не жаловался, но вверх по течению живёт алхимик, и он регулярно травит воду отходами своего производства. Я не могу больше оставаться здесь, моё здоровье и так из-за него здорово пошатнулось. Скоро я поплыву в открытое море.
— Но как же я? – произнёс Вульфи. В глазах у него невольно защипало.
— Прости.
Вульфи поднял лицо вверх, не давая слезам скатится. Недоумение, грусть и обида одновременно смешались в нём, внутри стало холодно, будто он наелся снега, и тот застрял комком чуть ниже горла.
— А можно я пойду с тобой? – дрожащим голосом спросил оборотень.
— В море?.. – переспросил Крамор. — Нет, здесь тебя уже все знают, граф Алнерский покупает твои стихи, а на новом месте неизвестно, как к тебе отнесутся, как и непонятно, смогу ли я вообще беспрепятственно выходить к берегам. Сам понимаешь, границы Корвинга близко.
— А если я поговорю с алхимиком? Я уговорю его! Ему должно быть стыдно.
Взгляд Крамора, с которым столкнулся Вульфи, был ему отлично знаком с детства. Например, Крамор кидал его на Вульфи, когда оборотёныш съедал пятнистого жука и жаловался на тошноту, или был укушен лесным гномиком при попытке залезть в его жилище, или спрашивал разрешение на исследование демонических подземелий, проходы куда открывались время от времени. Взгляд этот выражал смесь осуждения и снисхождения. "Ведь ты сам понимаешь, что эта мысль глупа?" — это если перевести её в слова.
— Не делай этого, — строго сказал русал.
— Но я не хочу оставаться один, — слёзы всё-таки потекли у Вульфи по щекам, но он тут же смутился и стал торопливо утирать их руками.
— Держись. Ты уже достаточно взрослый для самостоятельной жизни и самостоятельных решений, — Крамор по-отечески приобнял юношу за плечи.
— И моё самостоятельное решение — это пойти и поговорить с этим негодяем-алхимиком! — Вульфи вырвался из объятий и пошёл вдоль реки. Вид у него был сердитый и полный решимости.
— Подожди пока уплывать, — крикнул он, обернувшись, — просто так я это не оставлю!
* * *
Король Гаруо II всегда считал себя терпеливым и сдержаным правителем, но то, что творилось сейчас, переходило все границы, и всё тяжелее становилось держать себя в руках. Ну где это видано, чтобы послы вели себя так развязно и хамили самому королю?
Тонкие, как будто вечно поджатые, то и дело подёргивающиеся в высокомерной усмешке губы, чуть прищуренные глаза, короткая бородка клинышком — одной мысли о премерзкой роже этого проклятого посла государства Корвинг хватало, чтобы Гаруо вновь затрясло в приступе бессильной ярости, а вот сейчас она прямо маячит перед глазами, а ты стой и изображай любезность.
— Рад видеть вас,— проговорил Гаруо, с трудом натягивая на лицо фальшивую улыбку и не слишком заботясь о её убедительности. "Рад видеть тебя... на виселице" — мысленно добавил он.
Он с удовольствием представил верёвку, туго затянутую на шее посла, а потом мысленно его ещё и четвертовал. Немного помогло.
— Мне нравится ваше гостеприимство. Да, ваши повара готовят ужасно, на вашем месте я бы давно отправил криворуких чистить конюшни, но служанки у вас знатные. Убирать не умеют, зато каковы красотки. Так бы и звали их — потаскухи, а не служанки.
"Не нравится, так вали назад в свой проклятый Корвинг"— про себя ответил Гаруо, однако ж никак не выразив этого на лице, маске наигранной любезности.
— Однако я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством, — скаля молочно-белые зубы, продолжал посол. — Давайте перейдём сразу к делу.
Гаруо почувствовал, как у него разом пересохло во рту, и он просто, как-то даже совсем не по-королевски, кивнул.
— Не желаете ли вы присоединить своё Холмистое Королевство к Корвингской империи? Будете платить налоги, ваши рудники пойдут на нужды императора, зато будете частью великой империи, не боясь нападений варваров.
— Не желаю. Как-нибудь обойдёмся, — фальшивая улыбка наконец распростилась с лицом короля, сменившись на холодное безразличие.
— Нет. Вы не понимаете. Иначе вы станете частью Корвингской империи насильно. Не сомневайтесь, ваша страна захлебнётся кровью! Сироты тысячу раз проклянут ваше упрямство!
Посол подошёл вплотную к королю, уже не скрывавшему ненависть во взгляде. Зазвенел металл: стражники схватились за оружие. Королевский цербер сердито зарычал, цепь, на которой он сидел, громко загремела по мраморному полу тронного зала.
— Если вы убьёте меня – войны вам точно не избежать, — посол сложил руки на груди.
— Вы не посмеете, – Гаруо II невольно вцепился пальцами в подлокотники трона, и пальцы его побелели от напряжения. — Другие страны вступятся за нас в случае вашего нападения! Артун, Тамнад, Иновейк – они не дадут вам захватить наши земли!
— Кому вы нужны, — высокомерно бросил посол, и бесцеремонно развернулся к выходу. Только там он обернулся и ледяным голосом возвестил: — у вас неделя на размышления. Либо вы добровольно сдаётесь, либо Корвинг берёт вас силой.
Посол ушёл, и тронный зал погрузился в тишину, нарушаемую только шумным дыханием цербера. Гаруо уставился в одну точку. Нервы его были напряжены, как тетива.
Не выдержав, он вскочил и, чуть не наступив на лапу лежащего у трона цербера, почти бегом сорвался в свои покои.
Кубок полетел в стену, отскочил; звеня, покатился по полу.
Ваза драгоценнейшего цветного стекла — вдребезги.
Чтобы искать выход из ситуации, Гаруо надо было выпустить пар.
И вот, когда очередной предмет роскоши оказался уничтожен, король наконец угомонился и, обессиленный, повалился на кровать.
Положение было трудным.
Надо было отметить, народ не очень любил Гаруо. И дело даже не в налогах, суровых законах и чём-то в таком духе: подданные чувствовали его слабость. Боясь конфликта с подземным городом демонов, король позволил демонам свободно жить на территории его страны. Как же зол был народ, как зла была церковь! Припомнили даже, что лет эдак сорок назад демоны чуть не стали виновниками мировой катастрофы. Жители страны стали считать Гаруо слабовольным трусом. Но что ему было делать? Демоны угрожали, что в противном случае будут вырезать деревни, сжигать посевы, а Холмистое Королевство и так находилось в глубоком экономическом кризисе. Впрочем, находится и сейчас.
«Не удивлюсь, если император Корвинга назовёт эту войну «священной», якобы против демонопоклонников. Тогда помощи от соседних стран можно и не ждать…» — рассуждал король, глядя в потолок. В войне он без сомнений проиграет, и его наверняка казнят как главного еретика. Подчиниться? Ну нет, поданные ему такого не простят уж точно. Корвинг – это же исконный враг, сдаться ему – в глазах народа это стать предателем. Зло в их глазах даже в большей степени, чем потакать демонам – те и так ходили по земле, только это было незаконно, всего-то разницы.
Они так и не поймут, что это был единственный выход. Решат, что предатель, и убьют. Свергнут, подсыплют яд, убьют во сне – какая разница?
Эх, не надо было разгонять совет в своё время.
Абсолютная монархия, что тебя!
У кого можно искать совета, чтобы тот не обернулся ножом в спину?
Гаруо застонал, перекатился на бок, впился пальцами в покрывало и прикрыл глаза.
Мысли вертелись, крутились в безумном вихре, тревожные, мучительные, как в лихорадочном бреду, и в этом вихре мелькнуло: «Пророк из ниоткуда».
«Что за дурь? Ну к чёрту этого блаженного», — отбросил эту мысль Гаруо, желавший найти какой-нибудь толковый выход, что-нибудь рациональное, дельное, умное.
Однако рациональные идеи не шли.
А когда нет умных и толковых идей, надо цепляться за то, что есть.
Гаруо сел и задумчево потёр подбородок.
Идея обратиться за помощью к Пророку из ниоткуда была, откровенно говоря, сомнительна, даже отчаянна, однако всё-таки не лишена смысла.
Гаруо всегда считал этого пророка обыкновенным блаженным, и лишь совпадение, а может, чудо, какая-то дикая удача помогла тому оказаться полезным на грани катастрофы. Некотрые говорят, что этот пророк — спаситель мира, но Гаруо был уверен, что угрозу, нависшую над всеми тогда, слишком преувеличивают — как говорится, раздувают из воробья птицу Рух.
Однако… чем чёрт не шутит. Не зря же Гаруо I, его не так давно почивший папенька, который, к слову, был любим народом куда больше сына, так доверял этому чудаку.
Чем больше Гаруо II рассуждал, тем больше крепла его решимость, тем менее абсурдной казалась ему эта затея. И всё же он не хотел, чтобы кто-то из приближённых знал об этом, и потому, одевшись в одеяния попроще, он поспешил к дому Пророка.
Стоит упомянуть, что Пророком из ниоткуда, пророка назвали недаром. Никто не знал родителей этого странного человека, никто не знал и какого королевства он уроженец, сам же он, как правило, на вопрос, откуда он, отвечал расплывчато: «из далёких земель». Помнится, те, кто был знаком с ним, когда он только появился в этих краях, утверждали, что был он одет в диковинную одежду, которую никто прежде не носил, а на его браслете из непонятного материала горели цифры, которые постоянно менялись. Впрочем, Гаруо II всегда относил эти сплетни к небылицам, которые так любят распространять тёмный народ.
На стук дверь распахнулась почти сразу же. В лице пророка не читалось ни почтительности к королевской особе, которой можно было ожидать от нормального подданного, но и ни безумия, как можно было ожидать от ненормального.
— Так-так, кого я вижу. Его величество Гаруо II, — устало проговорил пророк, уступая дорогу. — Зачем пожаловали?
«Как будто не король пришёл, а сосед за крупой», — мысленно проворчал Гаруо, однако ж вопрос был слишком важен, а времени — слишком мало, чтобы размениваться им по пустякам.
— Настали тяжёлые времена для нашего холмистого королевства! – запричитал с порога он и вскинул правую руку вверх.
— Да-да, я заметил, — сухо отозвался пророк, затворяя дверь, после чего прокашлялся и сел за стол у камина. — Раньше, при вашем покойном батеньке, мне выдавалось по десяток золотых монет в месяц, а теперь дай бог две.
Гаруо прикусил губу. Этого следовало ожидать. Отец уважал пророка, а он, как только пришёл к власти, сразу урезал ему плату, считая, что десяток золотых монет — как-то многовато для блаженного.
— Да-да, проблемы с казной, — король старался не смотреть в глаза собеседнику. — Однако же главная беда не в этом. Империя Корвинг грозит нам войной!
Пророк сощурился. Кажется, он наконец-то проявил интерес к разговору, однако ни намёка на страх или тревогу.
«Блаженный – он и есть блаженный».
— Ты уберёг наш мир от катастрофы, не тебе ли уберечь наше славное Холмистое Королевство от разорения? – притворно-заискивающе начал Гаруо, наблюдая за тем, как на лице пророка стала появляться какая-то странная улыбка.
— Однако могу. Но не один. Это сложно. Согласны ли вы выполнить мои условия?
— В разумных пределах! – тут же предостерёг Гаруо. — За трон не посажу, себя в жертву не принесу, душу не продам, дочь в жёны, если будет такая, не выдам и сам в жёны тоже не пойду.
— Упаси господи! — даже воскликнул старик и отодвинулся к стене. — Нет, к чему мне такие глупости? Тут всё серьёзно.
Он встал, прошёл к высокой книжной полке и со вздохом снял оттуда какую-то старую книгу. Тяжёлый, покрытый пылью фолиант с глухим хлопком оказался на столе. Пророк протёр обложку рукавом и открыл на какой-то странице.
На пожелтелых книжных листах был изображён странный предмет, напоминающий складной кулон. Пророк ткнул в него пальцем и внимательно посмотрел на короля.
— Слушай и запоминай пророчество, — проговорил он и стал читать какие-то непонятные стихи. "Тьфу, какое преступление против поэзии", — юного принца Гаруо в детстве чему только не обучали, в том числе стихосложению, и то, что он слышал, явно не соответствовало его представлению о хороших стихах.
— Рифма страдает, — честно признался он, прослушав слова пророчества.
— Как могу, — проворчал пророк, откидываясь на спинку в кресле и слкладывая руки на груди. На правой руке он до сих пор носил тот знаменитый браслет, но, вопреки россказням, никаких цифр на нём не горело.
— А прозой никак?
— Лучше скажите, ваше Величество, вы запомнили?
Гаруо заколебался, но прежде, чем он успел что-либо ответить, старик вздохнул, кинул на короля неодобрительный взгляд и извлёк из стопки бумаг чистый лист. На нём он принялся что-то, торопясь, писать, а потом протянул его собеседнику.
— Значит так, вели глашатаям собрать народ на площади, замани вознаграждением. Там ты зачтёшь пророчество. Избранный выполнит его, и ты его вознаградишь тем, что он пожелает. Желающих будет много.
— Тем, что он пожелает?! Но это же может быть что угодно!
— В разумных пределах. За трон не сади, себя в жертву не приноси, душу не продавай, дочь в жёны, если будет такая, не выдавай и сам в жёны тоже не иди, — усмехнулся пророк.
«Если не поможет, на плаху отправлю» — хмуро подумал Гаруо, сворачивая листок в свиток.
У этого ещё есть продолжение, обратись к своему Санте за добавкой)
для Рогнеттыпосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарок
для Зельеварварпосле прочтения бумажка рассыпается в твоих руках, и, наконец, вместо неё появляется подарок
Знаете, когда-то я любил Скайрим. Для меня не было ничего приятнее, чем в очередной раз пройти игру своим хаджитом, от начала и до конца. Выполнить каждый хороший квест, попутно захватывая души злодеев в чёрную звезду Азуры. Это были славные времена, я очень по ним скучаю. Теперь же бывший мир грёз обратился мой худший кошмар, в самом прямом смысле этого слова. Но обо всём по порядку.
Это началось в один из рабочих дней. Я сидел в офисе и предавался мечтам на тему Скайрима. Хорошо бы ведь было уметь исцелять чужие раны, всё было бы так просто. Твои друзья и близкие могли бы не ждать в очереди, надеясь на врачей. Они могли бы просто подойти к тебе и бац, через пять минут все их болезни прошли бы! А если твой друг хочет научиться рисовать, то можно помочь ему заколдованным предметом, нужна лишь душа какой-нибудь животинки! Да и нацисты, вроде Ульфрика и многих талморцев, получают по заслугам, чего не скажешь о реальных злодеях. И вот за подобными грёзами я, сам того не заметив, начал засыпать.
Проснулся я в достаточно странной обстановке: я стою в коллегии Винтерхолда, подпитывая свои силы от Ока Магнуса, в то время как Драконорождённый пытался помешать мне. Магические аномалии летали вокруг нас, выжидая удачный момент для атаки. Но мои мысли были заняты другим, я не мог понять почему же оказался чёртовым Анкано! Плоским, картонным и скучным злодеем, напрочь лишённым всякой харизмы. Тем типом гадов, у которых едва ли найдётся хотя бы одно положительное качество. Ведь красивую робу нельзя считать таковым, не так ли? Но было глупо спорить с фактами, в своём же собственном сне я оказался плохо прописанным антагонистом, а не спасающим мир героем. Ненавижу своё подсознание.
За подобными мыслями я и не сразу заметил, что Драконорождённому удалось лишить меня, в смысле Анакно, неуязвимости. В следующее же мгновение он заехал своей когтистой хаджитской лапой по моему лицу, оставив на нём длинную царапину. Это было больно, действительно больно. Ни разу не испытывал во сне настолько реальной боли. Даже страшно было представить ощущения после огненного шара. А ведь мой противник уже начал колдовать... нужно было что-то придумать, причём быстро. И тут мне в голову пришла мысль, причём мысль хорошая: я не был Анкано, не был скован рамками сюжета, мог попытаться оправдаться и развернуть историю в другом направлении. Я попытался сдаться, попросить прощения и, к моему удивлению, я... проснулся?
Лениво оглядывая своё рабочее место, я провёл ладонью по лицу и, к своему ужасу удивлением, обнаружил свежую царапину. Да и всё лицо как будто бы болело после удара, прямо как в том сне. Запаниковав, я принялся рыться в ящике своего стола, пытаясь найти зеркало. Долго искать не пришлось и, спустя пару минут, я рассматривал в нём свое свежее ранение, если конечно это можно так назвать. И оно выглядело так, как будто его действительно мог оставить чей-то коготь. Хотя я не спец и, разумеется, не могу судить. К тому же я не видел оставленную на лице Анкано царапину, может она и иначе выглядела? Это просто переутомление.
Мои мысли прервал раздавшийся со спины голос, он принадлежал Алексу, другу по работе. Я, позабыв про царапину, обернулся в его сторону, лишь для того, чтобы увидеть отражающееся на его лице беспокойство. Как оказалось, оно было вызвано царапиной. Старый добрый Алекс, он всегда был для меня как старший брат, но иногда он слишком сильно волнуется. Но его поддержка сейчас бы пришлась как раз кстати, я не видел ничего дурного в том, чтобы рассказать о своём сне. И после разговора мне действительно стало легче, Алекс предположил, что я всего-навсего поранился во время сна. И его слова звучали разумно, пускай я и не смог найти поранивший меня предмет. В конце концов, загадочный коготь хаджита мог куда-то завалиться, верно? Потому, остаток дня я провёл не сильно волнуясь о случившемся.
К моему ужасу, ночью я увидел сон с того момента, на котором остановился. Драконорождённый не стал слушать мои слова и, вместо этого, швырнул в меня огненным шаром. Я лишь чудом сумел от него увернуться. И от многих других, я активно бегал по залу, стараясь не попасть под удар. Но что Анкано может сделать против Довакина? Ровным счётом ничего. Прошло не так уж много времени перед тем, как одно из его заклинаний задело меня. Я не могу вспомнить точные ощущения, но помню дикую боль, в то время как огонь пожирает не только рукав моей мантии, распространяясь дальше, но и саму руку. Лишь при помощи ледяной магии я смог остановить распространение огня, но рука к этому времени была ужасно изувечена. Но разум постепенно стал проясняться, и тогда я заметил, что Драконорождённый не пытался меня добить. На него как раз накинулись аномалии, что дало мне время для передышки. Пока он отбивался от монстров посохом Магнуса, я подобрался сзади и выбил оружие из рук противника! Быстро подхватив упавший на пол артефакт, я побежал подальше от своего противника. Теперь я мог вернуть неуязвимость, сделать сон хоть чуточку более спокойным и гораздо менее болезненным. И именно в этот момент я проснулся снова.
Первым делом я поспешил проверить руку. Она просто адски болела, но я всё ещё искренне надеялся, что у меня глюки. Но, одёрнув одеяло, я пришёл в ужас: вся рука была покрыта ожогами. Мой разум тут же захлестнули мириады пугающих мыслей, они мешали мне рационально мыслить. Я попросту не знал что делать, как дальше жить, когда смерть ждёт тебя во сне. Мне хотелось дальше лежать и плакать, молить карму, Всевышнего или кого-либо ещё о прощении, я понятия не имел, кому мог досадить. Но даже на этих мыслях я не мог сконцентрироваться, слишком сильна была боль.
Кое-как проковыляв до телефона, я позвонил в скорую. Я не мог им рассказать о случившемся, они бы сразу оправили меня в психушку. Но моей руке требовалось внимание медиков, иначе ситуация стала бы ещё хуже. Хотя как такое вообще возможно? Я не смогу поддерживать себя без сна постоянно, разве что... да, я позвоню Алексу! Я рассказал ему всё и он, несмотря на слышный в его голосе скепсис, обещал приехать. Он хороший друг, он должен мне помочь. Хоть кто-нибудь должен мне помочь...
Усталый, нервный, дрожащий от страха, я ждал. Первой прибыла скорая. Врачи настаивали, что я должен отправиться с ними в больницу, но я всеми силами стоял на своём. Я не знаю, чем они там меня накачают, и не заставит ли это меня заснуть. А я не хочу спать, нет. Даже ценой руки, ценой чего угодно. Лишь бы выжить.
Мои реакции, судя по всему, показались медикам слишком нервными, но через некоторое время они отстали. И правильно, лучше им лезть.
Через некоторое время прибыл и Алекс, но врачей он уже не застал. Скорее всего объяснялся перед женой, потому так задержался. Когда он смотрел на меня, я чётко видел жалость в его глазах. Так смотрят на безумных старух, говорящих с каким-то невидимым собеседником. И это лишь бесило меня ещё сильнее. Он не знал то что пережил я, но он видел ожог? И что же он делает? Зовёт меня чёртовым лунатиком! Я лучше знаю что со мной... я знаю, чёрт подери. Потом он и вовсе устал со мной спорить, да и я сам поутих. Снова подбиралась сонливость, сказывались обезболивающие. И я не мог бороться с желанием уснуть. Вместо этого я попросил Алекса разбудить меня, если он заметит, как на моём теле внезапно появляются раны. И, хотя он дал обещание, я видел в его глазах, что он не слишком во всё это верит. Ничего, он увидит...
Заснув, я снова очутился в коллегии. Я всё ещё был Анкано и по-прежнему сжимал в руках посох Магнуса, в то время как Довакин отбивался от аномалий. Но не у него одного были проблемы с ними, парочка подобралась и ко мне! Используя посох Магнуса, мне не стоило труда разобраться с ними. И именно тогда в мою голову пришёл новый план: с посохом я смогу лишить Драконорождённого маны, и убить его, а после восстановлю силы при помощи ока. С такой силой меня ничто не сможет остановить, я буду жить! Я направил своё оружие на противника, и зелёный луч отправился прямо в сторону Довакина. Нападающие на него аномалии, невольно попадавшие под луч, рассыпались в прах. Сам Драконорождённый оказался покрепче, но его магические силы быстро подошли к концу. Да, аномалии тоже умерли, но что он может сделать мне теперь? Я непобедим!
Упиваясь победой, я не заметил как мой противник сколдовал новое заклинание, и в мою сторону полетело созданное изо льда копье. Я лишь шокировано застыл на месте и неудивительно, что спустя секунду оно пронзило мою грудь. Похоже, его броня была зачарована на бесплатное колдовство. Вскоре эти мысли сменились осознанием того, что это всё, конец, я умираю. Мой рассудок помутился и, в истерике, я начал швыряться в Довакина сильнейшими из доступных мне заклинаний, но ему было всё равно. Упав на колени, я заплакал. И именно тогда я проснулся в третий раз, чтобы после него уснуть навеки.
Когда я очнулся, никого не было рядом. Ни медиков, я сам их прогнал. Ни Алекса. В квартире был только я: лежал на кровати, истекая кровью. Мне было жалко себя, я ненавидел Алекса за его недоверие. Я мог столько всего сделать в жизни, но она обрывается вот так вот? Как и за что? Почему? Чем я провинился? Ответа не было, лишь тишина. Я умирал в одиночестве, преданный своим лучшим другом.
Надо продолжать подобную практику =3
-
-
01.01.2014 в 19:56трейды всегда можно)
-
-
01.01.2014 в 20:08Конечно, организация подобного - труд неблагодарный, а чем больше людей, тем больше вероятность какого-нибудь форс-мажора или еще чего-то... но в целом-то это все-таки круто!..
-
-
01.01.2014 в 20:18да у обидно з людей, что не получили, хорошо, что у нас нашлись вторые санты для деток)
-
-
01.01.2014 в 20:25да у обидно з людей, что не получили, хорошо, что у нас нашлись вторые санты для деток)
это да, и повезло, что нашлись. Но так оно практически везде... (мое отмечание Нового года тоже не стало исключением(%) Кто не рискует, тот не пьет, ящитаю))
-
-
01.01.2014 в 20:27-
-
01.01.2014 в 20:48-
-
01.01.2014 в 22:32