Настроение сейчас - сомнния

А теперь проблемная часть. Учитель. Давненько меня не посещали видения по этой части. Предупреждаю: текст может показаться разнородным, писала эту главу с перерывом больше месяца. А еще меня смущает это настроение, которое тут создалось – не в главе, а вообще. Мне вроде бы нравится, но я не знаю, хорошо ли это…
Так что – на ваш справедливый суд!
Риск – благородное дело…
Взгляд третий
Познание сути мира
или
Отправляемся в путь!

- Запомните, - значительно сказал Швеня, - самая выдающаяся часть лица человека – это его нос.
Учитель повернулся к нам в профиль, демонстрируя самую выдающуюся часть своего лица. Мы кивнули, хотя нам отчаянно хотелось смеяться.
- И не увлекайтесь глазами. Я понимаю: глаза – зеркало души, и вы в них всматриваетесь – поэтому и рисуете яркими и большими. Но на самом-то деле они маленькие и находятся в тени.
Мы снова кивнули.
Сегодня мы рисуем портрет с натуры. Позирует мальчик Димочка (иначе его называть – язык не поворачивается), и поэтому у нас большие проблемы: он красив. Будет очень, очень сложно изобразить его, не оскорбив это лицо своим вопиющим неумением. Выбрать точку – и то сложно! Он хорош практически со всех сторон. Я озадачена: мне очень неловко. Эгле погрузилась в тяжкие раздумья. Айнане Нане (так мы за глаза называем самую безумную девочку класса) приткнулась на фронтальной точке и уже задумчиво скребет карандашом. Еще одна девочка странно хихикает: это Димочка строит ей глазки. В радиус действия случайно попала и я – он так пристально смотрел через мое плечо, что даже пятки зачесались. Да и Эгле, надо признать, как-то не по себе. Так и хочется спросить: нам уйти, или потерпите?.. А что будет с бедной девочкой, когда это заметит Лара – главная охотница за Димочкой? Ей устроить цунами в классе – как нечего делать. Просто устроит – и надевай каску.
Как же мы были глупы, когда не гонялись за ним! Мы просто не понимали, насколько редки и ценны красивые лица! Да и просто детьми были: интереснее было от музыкантов млеть. Да и проще.
О, что бы я учинила, если бы только можно было вернуть время назад! По отношению к Швене это было бы, безусловно, жестоко. Но готова спорить: будь я тогда чуть умнее и взрослее (хотя, что там - намного, раз в сорок восемь, умнее и взрослее!) – вся моя жизнь сложилась бы иначе.

Фрей живет у нас уже четыре дня: дом завален листками с расчетами волн искривлений, папа пребывает в странном возбуждении и отчаянно пристает к Страннику с расспросами, мы с Эгле и Тау разрываемся между уходом от работы и подготовкой к путешествию, а мама… ей все хуже. В такой атмосфере ей, видимо, труднее обманывать себя. Она начинает снова меня бояться, папе все труднее успокоить ее. Я часами стою у зеркала, пытаясь понять, что неправильно в моей мимике – ошибок не видно. Я в растерянности.
Сегодня пятница – последний и совершенно формальный день на работе. После него – отпуск и путешествие. Еще только восемь – я стою у плиты и готовлю одновременно со своим завтраком обед для мамы и Фрея. Приходится готовить на всех, причем только то, что едят без ножа. Все колюще-режущие предметы теперь приходится прятать. Утомительно все-таки жить в таком ритме…
Боковым зрением слежу, как Фрей потягивается на раскладушке в гостиной – с него сыплются исписанные листы бумаги. По-детски протирает глаза, недоверчиво косится на меня.
- Приходи завтракать, тут на двоих хватит, - говорю я.
С минуту он колеблется, потом все-таки подходит и садится за стол. В руках – листы с расчетами. Я, как обычно, засматриваюсь на его пальцы, но все-таки переключаюсь на сковородку.
- Ты же вроде для себя готовила, - бормочет Фрей, глядя на здоровенную тарелку яичницы.
- Я много съедаю. Это одно из немногих доступных мне удовольствий.
Фрей мрачно смотрит на меня, потом вздыхает и закрывается от меня листками. Из-за них отчетливо слышно чавканье. Мда, манеры…
Я медленно жую свою урезанную втрое, но вполне достаточную для человека порцию, разглядывая листки. Расчет мне совершенно непонятен: с волнами я не знакома. Фрей явно чувствует мой взгляд: руки у него начинают трястись.
После трех минут наблюдения он сдается и бросает листы на стол.
- Слушай!..
- Ммм?
- Хватит уже так смотреть!
- А за что я тогда, собственно, плачу?
С минуту мы смотрим друг другу в глаза и жуем. Я пытаюсь запомнить его взгляд, но почему он сверлит меня глазами – непонятно.
- Я хочу отказаться от этой части работы, - наконец-то решается Фрей.
- Почему?
- Потому что у меня нервы сдают! Кто угодно сойдет с ума, когда на него вот так все время смотрят! Ты хоть что-то нарисовала за это время?..
- Нет. Но я верю, что смогу. С такой-то музой…
- Раньше ты называла меня «моделью»…
- Теперь я вижу, что до этого еще не доросла. Мастерства не хватит, да еще после перерыва. Пока у тебя будет должность проще – муза.
- Хрен редьки не слаще… Что вообще требуется от музы?..
- Просто быть под рукой. И вдохновлять!
Фрей обреченно стонет, хватается за голову (великолепная пластика!), встает из-за стола, буркнув под нос «спасибо», бросает свои листки рядом со мной.
- Маршрут я подготовил. У вас ведь уже вещи собраны? Можем отправляться хоть сегодня. Стартовать вечером будет даже лучше.
- Можем – значит стартуем. Эгле и Тау уже в отпуске. Свяжись с ними – и в путь.
Фрей скрежетнул зубами, нервно потер виски и удалился, запоздало кивнув. Завтрак он так толком и не съел – почти все осталось. Ну, делать нечего. Да и брезгливостью я никогда не отличалась.
Уже издалека заметив мое буйство чревоугодия, Фрей передернулся.
- Что? Это ж еда!
Ответом мне был невнятный утробный звук.

Я впервые держу в руках оружие – револьвер, разработанный специально для наших пуль. Немного разочарована: будь я человеком – наверняка была бы счастлива, но сейчас воспринимаю этот предмет как обычный груз. Его мне дают в дорогу – просто чтобы было. Хотя скорее – чтобы я могла защитить все те богатства, что мне выдают кроме него. Богатства – это несколько навигационных приборов, с которых я обязана буду снимать показания «при любой смене обстановки». Что-то мне подсказывает, что показания у всех будут разные… А еще мне выдали «Кривой компас» - это рабочее название прибора с претензией на способность находить Север. Если все пройдет хорошо – это будет прорыв в науке.
Только с этим «домашним заданием» меня согласились отпустить. Логично: кто, кроме бессердечных, будет гулять по кривому пространству и испытывать новую технику? Людям-то душа дорога, а нам терять нечего.
Набив рюкзак чудесами современной техники и получив благословение начальства, выхожу на свободу. Осталось немного: закупить еды, добраться до дома, попрощаться с семьей, а там… будущее. Или его полное отсутствие.

В магазине как раз наткнулась на Эгле. Опять мы мыслим одинаково… Она стоит в отделе сладкого и со свойственным ей педантизмом выбирает. Выглядит она, правда, не как бессердечная-Эгле, а как старая, безумная Эгле: старая футболка, ботинки на толстой подошве, спортивная сумка через плечо – готова трогаться. Надо сказать, это вовсе не лучший ее вид: в деловом костюме, напоминающем военную форму, Эгле выглядела куда более стильно. Ну да в пути не до эстетики.
Эгле напряженно замерла – видимо, считает калории. Выхватив первую шоколадину в яркой обертке, я провела рукой перед лицом подруги.
- Эй, на диете! Эгле, ау!
Она вздрогнула.
- Так нельзя, - наставительно заметила Эгле.
- Иногда можно. Сейчас ко мне, не так ли?
- Ага. Вот только выберу энергетик…
- Взяла бы просто энергетик.
- Шоколад дешевле и вкуснее. Мне осталось только понять, какое из этих удовольствий будет иметь меньшие последствия для моего веса… Либо меньше калорий, но в большем объеме, либо наоборот…
Безумие, подумала я. Впрочем, чего и следовало ожидать от нашего гения рациональности.
- Упростить тебе задачу? – предложила я и, не дожидаясь ответа, начала считалку: - Эни-бэни…
- Не стоит, я выбрала! Взглянув на тебя, я вспомнила, как опасно набирать вес, и возьму ту, что поменьше.
- Будь я человеком – уже врезала бы, не забывай, - заметила я.
Эгле улыбнулась. Конечно, теперь я на такое неспособна. Вроде бы радоваться надо, да без этих всплесков эмоций жизни не чувствуешь, как без слабостей и увлечений.
Мы вышли из магазина и посмотрели на небо: великолепный цвет – ярко-голубой над головой и желтоватый у горизонта, белые с вкраплениями золота облака, розоватые в тени… я в очередной раз пытаюсь запомнить вид. Эгле прослеживает мой взгляд и слепо щурится. Она может часами вглядываться в вещи, пытаясь уловить красоту, но так и не поймать то, что хочет. Когда нас держали в НИИ, я часто находила ее замершей со странно сосредоточенным взглядом. А потом, когда нас отпустили, не найдя сверхспособностей и прочих отклонений, стала снова ходить с фотоаппаратом – и все так же безрезультатно. Впрочем, как и я.
- Неплохо, - сказала я.
- Спасибо, что предупредила. А то я бы и не знала, что сказать, - усмехнулась Эгле.
- Пробовать не будешь?
- Не хочу фоторужье со дна сумки выкапывать, - фоторужьем она по-прежнему называет свою «мыльницу» - так и не купила себе «настоящую», профессиональную оптику. – В конце концов, за эти три с лишним года я не сделала ни одного снимка. Можно делать все по канону: следить за уравновешенностью композиции, правильно расставить акценты… Я смотрела на эти грамотные кадры через объектив тысячи, миллионы раз. И ни разу не нажала на затвор. Все они мертвы. Нет содержания, души. А если и есть – я не в силах ее разглядеть.
Довольно иронично, подумала я, что в то время, как она утратила свой взгляд, мой как будто обострился: у меня с композицией всегда было хуже, брала прорисовкой. А теперь именно я вижу, что красиво, а что – нет. А главное – я вижу, как красивы ее каракули на полях блокнота. А она – нет. Просто рисует эти плавные, гармоничные орнаменты и забывает.
- Пошли, - ненавязчиво предложила я. – Мне еще переодеться надо. И зубную щетку положить.
Эгле с трудом отрывается от вида, вздыхает и лениво идет за мной. Некоторое время мы молчим: я любуюсь видами, Эгле пытается их рассмотреть. Неожиданно мне на глаза попадается афиша – на красном, в зеленых разводах, фоне – портрет грустной лысой женщины с причудливым деревом, растущим из макушки. Внизу белыми странно изогнутыми буквами написано: «Союз вольных художников Лапоть и Канделябр». Опять у них выставка… На этот раз называется «Мысли маньяка». И как я могла раньше быть частью всего этого?
Эгле саркастически усмехается – видимо, вспомнила, какой я была три года назад. Самой стыдно: зачем мне это надо было? Неужели так принципиально было хотя бы номинально быть в авангарде, хотя новатором я никогда не была? Самоутвердиться коллективно, так сказать? Хоть убей, мотивы свои вспомнить не могу. Однако факт остается фактом: я принадлежала к этому скандальному «союзу». Жаль, что ясность ума пришла ко мне ценой сердца… Второй раз я бы такую ошибку не допустила.
- Смотри-ка, - заметила Эгле. – Фамилии Бай здесь нет. Как думаешь, что стало с Лейлой?
- Какая разница. Такая не помрет, - отмахнулась я.
Лейлу я по-прежнему не люблю. Лейла – воплощение извращенности, красоты в жестокости и трэше. Я не знаю, почему она выбрала меня в качестве протеже. Искала свою противоположность? Так или иначе, отбросив эмоции, которые вызывали у меня ее работы, я поняла, что они не так уж красивы. Ни гармонии, ни смысла… Ту пугающую и манящую эстетику грязи мне уже не понять. А раз смотреть мне не на что – то, соответственно, потребности видеть Лейлу у меня нет.
Эгле скривилась.
- Мне ее вещи нравились, - заметила она. – Я любила листать ее альбомы.
- Осторожнее, у меня с этого же началось! – я улыбнулась и ускорила шаг: разговор был заранее исчерпан.
К счастью, мы как раз дошли до моего дома.
Там происходило какое-то броуновское движение: мама с папой бегают из стороны в сторону, Фрей, уже в традиционной одежде, не находит себе места, и только Тау неподвижно сидит в обнимку с рюкзаком – его лицо непроницаемо.
- Всем привет, - здороваюсь я.
- Здравствуйте, - говорит Эгле из-за моего плеча.
Родители замирают.
- Почему все так внезапно?! – возмущается папа.
- Так все же готово…
- А собраться с мыслями?
Я замялась. Да, мои духовные потребности уже не те, что раньше. О том, чтобы дать себе и людям денек настроиться, я как-то не подумала. Фрею бы скорее бежать, а Эгле и Тау не сообразят остановить: диагноз-то у нас один.
Мама обреченно вздыхает.
- Если с вами что-нибудь случится…
Я не рискнула продемонстрировать выданное мне оружие: еще больше испугаются! – и ограничилась фразой:
- Я за все отвечаю.
Все покосились на Фрея, будто только сейчас вспомнили, что за все отвечает он.
- Вы могли бы применить формулу Бибечича – это надежно, - заикнулся папа.
- Успокойтесь, пожалуйста, - мягко говорит Странник. – Я же все-таки уже пять лет этим занимаюсь. А с тех пор, как я однажды заблудился в кривом пространстве, у меня это уже на уровне рефлексов! В смысле… находить дорогу, а не заблуждаться… честно!
Наблюдать за его взволнованными телодвижениями крайне забавно. Но встречаться с ним взглядом я не рискую: надо пощадить человека перед работой – а то еще ошибется.
Еле-еле успокоив семейство, мы таки попрощались и отправились в путь. Прогулка по окраинам Поживецка была почти ностальгической: эти руины фабрик не видели меня с того самого дня, когда я бежала здесь одна, ночью, тяжело дыша, с этюдником наперевес – тем самым, что сейчас упирается мне в бок острым краем.
- Навевает воспоминания, - сказала Эгле.
- Ага.
- Надо было мне Странников слушаться…
- Поздно.
- Да…
- Ну, знаете ли, - вклинился Тау, – не случись это с тобой, ты бы не нашла меня – и я бы умер в лесу, так и не найдя дороги к людям. Мне повезло, что ты тогда была такая, как есть.
- Кто знает! – Эгле пожала плечами. – Но, может, тот гениальный снимок, что почти вызрел у меня тогда, спас бы тебя своей красотой!
Тау сдержанно хихикает – оценил шутку. Эгле делает реверанс.
Это она полтора года назад нашла Тау пожирающим сухой паек мертвого биолога, якобы пропавшего в кривом пространстве, чье тело нам, как бессердечным, поручили найти. Он был в ужасном состоянии – обросший до неприличия, с диковатым взглядом, от одежды остались одни лохмотья – а на груди красовался след искривления. Первая моя мысль была такая – убить непотребный элемент – зря нас, что ли, в поход вооружили? А потом пусть умники в НИИ сами разбираются. Эгле же, со свойственной ей практичностью, заметила, что бессердечный в хозяйстве пригодится – надо только его спасти и сделать своим должником. Как показывает история, права была она: проблемы, которые доставил найденыш, вполне окупаются его способностью собирать все сплетни города и передавать нам самые полезные.

Из города мы вышли в полном молчании. Пейзаж изменился почти мгновенно. Только что – пустошь, развалины, трубы… а теперь уже лес.
- Добро пожаловать в Кривое пространство! – почти торжественно объявил Фрей.
Мы начали осматриваться. Темно, тихо, и пахнет листвой. Кое-где видны следы древнего города – фонарные столбы да расколотые плиты. Здесь город полностью разрушен.
Некоторое время Фрей наблюдал, как мы вертим головами, потом неохотно заговорил:
- Скоро мы подойдем к нетронутому дому – это Мекка для местных странников: растительность обходит его стороной. Идеальное место для ночлега. Заодно привыкнете к новой обстановке.
Мы кивнули. Я заметила, что Эгле держит руку на фотоаппарате – он висит у нее на шее, а она до сих пор не решилась сделать снимок. А вокруг – зелень, листья, причудливый рисунок корней под ногами, непривычные цвета и линии… И все мимо нас. Мысли об этом были сродни боли. Эгле поймала мой взгляд и развела руками.
- Ну хватит, - говорит Тау. – Не время эстетствовать. Вот найдем вашего Учителя – там и будете искать и вздыхать.
Не хочется признавать, но он со всех сторон прав. Мы послушно прекращаем свои бесплодные поиски и идем дальше. Все-таки, у нас цель.

Дом был похож на полуразрушенное общежитие. Почти один каркас – потолок есть далеко не везде, не говоря уже об окнах. Вокруг этого дома действительно в радиусе тридцати-тридцати пяти метров не было ни травинки – одна черная земля. Отравили, наверно, подумала я.
Мы прошли внутрь – все довольно чисто. Только земля с пылью и листьями аккуратно заметена по углам, а под дырой в потолке – следы недавнего костра. Неплохо, особенно для леса.
Мы молча съели то, что приготовили на первый «ужин» и быстро упаковались в спальники. Перед тем, как приказать себе заснуть, я с силой подумала: с этого дня у меня есть надежда. Все изменится. Я ни перед чем не остановлюсь. И, убедив себя в этом, я отключилась.

Разбудил меня странный шорох. Я приподнялась и быстро огляделась, уже готовая хоть бежать, хоть хвататься за револьвер. Однако это было явно излишним: у окна неподвижно стоял Фрей и напряженно во что-то всматривался – почти готов вылезать в пустой проем, но сдерживается. Я аккуратно встала, стараясь не производить шума, но странник все равно заметил меня и жестом подозвал к окну - только сейчас я заметила там странный свет – не то, что бы неестественный, но очень необычный. Но удивило меня другое: лицо Фрея буквально сияло едва сдерживаемым восторгом. Я подбежала и высунулась в проем.
По мертвой земле идет существо, похожее одновременно на оленя и на дерево. Оно движется медленно и плавно, как будто плывет по воздуху, вокруг него скопились зеленоватые светлячки. Это похоже на призрака леса – его вид, его движения, свет вокруг, даже его цвет… Я смотрю и не могу оторваться. Я не в силах даже моргнуть. Мне страшно от мысли, что я вижу это только сейчас, но этот страх похож… на радость.
- Это Вечерник, - тихо сказал Фрей, – одно из самых больших и редких созданий Кривизны. Его редко увидишь. Нам повезло! Несказанно повезло!..
Я попыталась кивнуть, но шею свело.
Вечерник посмотрел в нашу сторону. Я затаила дыхание. Существо на секунду задержало взгляд на мне, но тут же отвернулось и так же медленно двинулось в сторону леса. Я заворожено смотрела ему вслед.
От напряженного созерцания меня отвлекло странное ощущение в глазах. Все слегка поплыло по краям. Что-то дергало меня за рукав. Я только услышала голос Фрея:
- Эй! Да ты плачешь!


А еще я добавлю бонус для любителей покопать, ибо сама я копалась в этом долго и старательно. Кому не интересна ономастика - пропускайте, скучно) а кому интересно...
Имена
Наверно, не всем понятно, почему в «Учителе» такая путаница с именами. Я уже давно люблю путать разные национальности и языки, а тут все дошло до абсурда. На самом деле, мир «Учителя» вырос на руинах гиперглобализованного мира, и иметь имя от одной национальности, а фамилию от другой – обычная практика. Разумеется, я не спрятала в именах великого смысла – так в жизни-то не бывает. Зато узнала много нового)
Так что я вам все расшифрую (если кому интересно)
Погнали!
Катарина Майкловна Бибечич – имя чешское, греческого происхождения (Kateřina) Происхождение спорное, возможно, от греч. καθαρος (катарос) – «чистый». Отчество английское, а фамилия – сербская – разумеется, вымышленная.
Лейла Бай - женское имя арабского происхождения, означающее «темнота», «ночь» - ей это идет. А фамилия китайская, относительно популярная.
Рори Незамыслова – ирландское имя Ruari (или Rori) – от слова, означающего «знаменитый» или «яркий». Еще есть перевод rua + ri – «рыжий король» )))) Женская форма от мужского Rory. С фамилией проще – русская. Просто и без выкрутасов.
Таутвидас Иеронимас – имя и фамилия реального (хоть и не знакомого) литовца))) Tautvydas – от слов tautą – «народ» и išvydo – «видеть». С фамилией, думаю, пояснения излишни)
Тобиас – (Tobias) имя немецкое, библейского происхождения. Отчество Альбертович интереснее: От древнегерм. имени Adalbrecht: adal (благородный) + beraht (светлый). (А по секрету скажу, что маму Рори зовут Николета – это сербское имя)
Фрей – имя шведское, Frej. От древнесканд. freyjar – «господин, властелин». В сканд. мифологии – имя богини любви и плодородия. *но об этом мы молчим))*
Швецех Носиславович Каретников – имя и отчество польские, причем отчество вымышленное (такому герою можно). А вот фамилия русская, вполне реальная. Скажу больше: она имеет отношение к прототипу))) но это по секрету! Да и имя (Szwieciech) я не по значению и звучанию подбирала: оно тоже немного отсылает нас к личности настоящего Учителя)
Эгле Танненбаум – литовское имя Eglė – означает «елочка»)))) подробнее я, к сожалению, не знаю. Фамилия еврейская, но означает то же самое - елка))) Это мои любимые имя и фамилия)

А вообще – для выбора имен вот вам отличный ресурс) Может, кому пригодится
kurufin.narod.ru/index.html